Быстрым шагом Пафнутьев поднялся на второй этаж, прошел мимо милиционера даже не заметив его, не потому что стал таким уж большим да важным, он действительно его не заметил. Да и тот, бросив взгляд па Пафнутьева, понял - не притворяется мужик, он и в самом деле маленько не в себе. Секретарша с простоватым, доброжелательным и потому с совершенно неприступным лицом повернулась к нему, улыбнулась располагающе - она всем так улыбалась.
- О, Павел Николаевич... Давно вас не было видно!
- Мал потому что был... А теперь я расту, каждый день расту и становлюсь все больше и больше.
- А когда думаете остановиться?
- Вот сейчас меня и остановит один хороший человек, - он кивнул на дверь кабинета.
- Вы не предупредили, не знаю сможет ли...
- Хотите, открою секрет?
- Откройте, - улыбнулась секретарша еще доброжелательнее, хотя казалось бы, это уже невозможно.
- Сможет.
- Вы так уверены...
- Говорю же, большим человеком стал. Скажите, что случилось нечто чрезвычайное.
- А оно действительно случилось?
- Кузьма Прутков сказал... Не шути с женщинами. Эти шутки глупы и неприличны. Вот я и не шучу.
- Ну, что ж..:, - секретарша вошла в кабинет Сысцова и тут же вышла обратно. - Входите, Павел Николаевич. Только недолго, у него сегодня встреча с избирателями.
Пафнутьев молча кивнул, сделал широкий шаг к двери, рывком распахнул ее, тут же толкнул следующую дверь. Он словно нарочно совершал действия, после которых уже нельзя было отступить, передумать, переиграть. Впрочем, все последние дни, а то и весь последний год он совершал именно такие действия - каждый раз сжигая за собой мост, обрушивая тропинку, заваривая намертво дверь, в которую только что проник...
Сысцов сидел у журнального столика и пил чай. Кружочек лимона золотисто светился на солнце в чайном стакане, придавая всей сцене теплоту и почти домашний уют.
- Входи, Павел Николаевич, - Сысцов царственно махнул рукой, приглашая гостя сесть в соседнее кресло. И тут же прихлебнул из стакана, спрятав глаза. - Валя сказала, что у тебя что-то необычное... Я заметил, с тобой частенько последнее время стали происходить чрезвычайные события - золотой ободок па стакане сверкнул желтым настораживающим бликом. - Давай, бей... Похоже, я туг для того и сижу, чтобы вы все приходили сюда время от времени и били меня по темечку.
Пафнутьев сел, положил папку на колени, поднял голову и посмотрел на Сысцова печально и даже с некоторым соболезнованием.
- Арестован Анцыферов.
- Знаю, - кивнул Сысцов, прихлебывая чай. - Дальше.
- Вы уже знаете? - поперхнулся Пафнутьев от удивления.
- Невродов доложил.
- Ну, тогда слава Богу... А то я уж думал, что мне первому придется принести эту весть.
- Нет... Невродов оказался неожиданно гуманным человеком... По отношению к тебе, Павел Николаевич... И весь удар взял на себя.
- Надо же, какое великодушие, - пробормотал Пафнутьев.
- Но все равно хорошо, что ты пришел, - Сысцов остро глянул на Пафнутьева поверх стакана. - Невродов мало что мог сказать... Очень волновался, - Сысцов жестко улыбнулся. - Он сказал, что ты долежишь подробности. Слушаю тебя, Павел Николаевич, - и Пафнутьев вдруг ясно услышал в наступившей тишине, как мелко и часто бьется в опустевшем стакане серебряная ложечка, передавая дрожание руки Сысцова. - А то я уж, честно говоря, подумал ненароком... Не придешь ли ты с конвоирами за мной... Нет, вроде, один пришел... И на том спасибо.
Ложечка продолжала звенеть в стакане, и Сысцов, поймав взгляд Пафнутьева, устремленный в сторону этого мелкого дробного звона, поставил стакан на стол.
- Иван Иванович, - начал Пафнутьев, наклонив голову вперед, как бы преодолевая сильный встречный ветер, который бил ему в лицо. - Я прекрасно понимаю все, что произошло, понимаю суть событий... И скрытую их сторону. Но все произошло настолько неожиданно, что предупредить вас, посоветоваться... Не было никакой возможности. События назревали несколько дней... И я не думал, что они взорвутся столь быстро.
- Не тяни.
- Внешняя сторона событий такова... Некий директор гастронома, Халандовский, написал заявление о том, что прокурор города требует с него пять миллионов рублей за прикрытие уголовного дела, возбужденное против того же Халандовского.
- А что он натворил, этот твой Халандовский?
- Почему он мой?
- Не надо, - досадливо махнул рукой Сысцов. - Не надо лапши, Павел Николаевич. Что он натворил?
- Ничего. Обвес, обсчет... Обычные торговые дела.
- И за это пять миллионов? Он что, ошалел?
- Кто? - осмелился спросить Пафнутьев.
- Анцышка... Многовато запросил... Такие дела стоят меньше. Продолжай.
- Халандовский не простак. Он понимал, что обвинение дутое. Для того и составленное, чтобы получить с него деньги. И он, ничем не рискуя, обратился в областную прокуратуру. Те ухватились. И сегодня утром провели операцию. Халандовский вручил Анцыферову пять миллионов меченных денег, те тут же вошли следом за ним И оформили факт получения взятки. Были изъяты и сами деньги, и газетная упаковка, пересыпанная светящимся порошком, тут же сфотографировали руки Анцыферова, они тоже светились.
- Засветился, значит, наш прокурор, - задумчиво проговорил Сысцов, с улыбкой глядя на Пафнутьева. - Засветился... Жаль. Хороший был человек, а, Павел Николаевич?
- Мы с ним давно работали, - осторожно ответил Пафнутьев, не разобравшись в смысле вопроса.
- Ну, хорошо... А твоя роль во всех этих событиях... В чем она заключается? Ведь я же не поверю, что ты ничего не знал и ни о чем не догадывался, а?
- Знал и догадывался, - кивнул Пафнутьев.
- Почему же не спасал Анцыферова?
- Это моя обязанность?
- Да.
- А вот этого я уже не знал.
- Врешь, - просто сказал Сысцов. И улыбнулся каким-то своим, невысказанным мыслям. И Пафнутьеву эта его улыбка не понравилась. Он вдруг ясно понял, что если сейчас, вот в этом разговоре, он не переломит этого упрямого, сильного, воспонимающего противника, то ему придется не просто менять работу, ему придется поменять и место жительства. В этом городе оставаться будет попросту опасно. И спокойствие Сысцова объяснялось только одним - он уже с ним попрощался. И сейчас лишь исполнял последний долг. Да, Павел Николаевич, ты обязан был Анцыфсрову помогать, выручать, предупреждать о малейшей опасности, а в случае надобности, закрывать его собственной грудью. Только при таком отношении к Анцышке мы с тобой могли бы работать дальше. Вот в этом кабинете, ровно год назад, даже немного больше, он сделал тебя начальником следственного отдела. Ты не забыл об этом?