Ковеленов, не торопясь, ехал по какой-то малоприметной улице, позволяя обгонять себя всем, кому хочется. Поглядывая время от времени в зеркало, убеждался - все спокойно, хвоста нет. Высадить Пафнутьева он собирался точно так же, как и взял его, но в другом месте, в другом конце города. Машина останавливалась, Пафнутьев нырял в кустарник, пересекал двор и выходил к трамвайной остановке.
- Приехали, - сказал Ковеленов, останавливая машину. - Рад был повидаться.
- Ты там... В старом доме, возле универмага... Ничего не затеваешь?
- А что?
Пафнутьев усмехнулся, заметив как напряглись руки Ковеленова, лежащие на руле.
- Отставить. Засветился.
- Спасибо, - кивнул вор.
Пафнутьев открыл дверцу и вышел на дорожку сквера. Проводив взглядом неприметный "жигуленок", зашагал к трамвайной остановке. Надежды на Ковеленова было немного. Пафнутьев и сам знал, что угонщики не общаются с воровским миром, что это особая секта и люди в ней чаще всего новые, несидевшие. Поэтому и выйти на них сложно, разве что удасться задержать. Но это чрезвычайно опасно, поскольку без оружия на дело они не идут, могут и: очередью из автомата полоснуть, и из гранатомета пальнуть. Если это, конечно, не школьники угнали машину покататься, чтобы было что утром девицам рассказать. Забавы с уголовщинкой стали уже признаком мужества и достоинства. Прыжками с парашютом или боксерскими призами уже никого не удивишь. Вот украсть, угнать, избить.. Это ценится куда больше. Но знал Пафнутьев и другое - Ковеленов обладал потрясающей интуицией. Если хоть раз увидит Мясника, он его не отпустит, мимо не пройдет. И еще... Ковеленов у него в долгу. Пафнутьев сознательно предупредил об опасности, которая подстерегала его в квартире старого дома возле универмага. А для Ковеленова оказаться в долгу - вещь совершенно невозможная.
***
Подходя к прокуратуре, Пафнутьев издали заметил странное существо, которое подпрыгивая и размахивая руками, неслось ему навстречу, расталкивая прохожих и разбрызгивая лужи. Прошло еще какое-то время, прежде чем он узнал эксперта Худолея. Глаза его радостно сияли, руки совершали какие-то непонятные движения - не то Худолей пытался взлететь, не то удержаться за бренную землю. Уже по тому, что он заметил следователя метров за триста, Пафнутьев догадался, что Худолей давно уже выглядывал его, поджидал и томился.
- Паша! - кричал он издали. - Паша... Удалось! Получилось! Все состоялось, - прошептал он уже совершенно без сил, доковыляв, наконец, до следователя и чуть не упав ему на грудь.
- Скажи мне, ради Бога, что у тебя состоялось? С женщиной, наверно, что-то сумел сотворить, признавайся!
- После такого, Паша... Можно и с женщиной.
- Думаешь, получится?
- У меня теперь все получится! Вот! - и Худо-лей протянул Пафнутьеву размокший под дождем клочок газеты и даже отступил на шаг, чтобы лучше видеть потрясение Пафнутьева.
- Что это? - следователь брезгливо взял газетную четвертушку, повертел ее перед глазами. - Где подобрал? Зачем?
- Вот! - Худолей с картинной капризностью выгнув руку, ткнул указательным пальцем все в тот же клочок газеты. Лицо эксперта сияло от еле сдерживаемого восторга, но была, была в нем и легкая тень затаенного ожидания. Впрочем, вполне возможно, что Пафнутьеву это только показалось ведь он хорошо знал все тайные надежды эксперта.
- Паша, - шептал тот, потеряв самообладание. - получилось... Удалось и свершилось.
- если ты не заткнешься, я пройду мимо и больше никогда тебя даже не узнаю, - тихо, но внятно произнес Пафнутьев.
- Паша, прости, - прошептал Худолей свистяще. - Уж больно велика радость! За тебя радость, Паша! Твой гениальный замысел свершился самым блестящим, самым потрясающим образом... Смотри! - Худолей развернул клочок газеты и Пафнутьев увидел неожиданно большой портрет женщины, который нашел Овсов в кармане Зомби. - Читай... Надя Притулина, лучшая конфетка кондитерской фабрики имени Джордано Бруно!
- Это который сгорел? - Пафнутьев рассмеялся, вчитавшись в несуразные строки текста под снимком.
- Кто сгорел? Я сгорел?! - ужаснулся Худолей.
- Джордано Бруно сгорел... Лет пятьсот назад... Или около этого. Ну, да ладно. Чем нелепее, тем лучше.
- Ты хоть представляешь, чего мне стоило уговорить ихнего фотографа Боловина пойти на эту провокацию?
- А зачем было говорить, что это провокация?
- А я и не сказал! Ты что же думаешь, я круглый дурак? Да? Думаешь, что я кретин и идиот? Да? Тогда так и скажи! Скажи!
- Ладно... Как я понимаю, тебе это далось нелегко, - примиряюще проговорил Пафнутьев.
- Ох, Паша... Опять ты о своем! Просто не можешь ни о чем говорить, не намекнув на бутылку водки!
- Это я? - возмутился Пафнутьев. - Хорошо... Только я не понимаю, почему твоему другу и собутыльнику Боловину не пойти тебе навстречу и не опубликовать снимок? Тем более, что на гонорар ты тут же покупаешь бутылку, которую с тем же Боловиным и выпиваешь? Ты в самом, деле не сказал, что эта публикация - провокация?
- Что ты, Паша! Если бы я сказал, то мне пришлось бы ставить ему не бутылку, а ящик!
Пафнутьев с Худолеем подошли к самому крыльцу прокуратуры и остановились, пропуская посетителей - не то жалобщиков, не то ответчиков.
- Послушай, - негромко сказал Пафнутьев. - Эта фотография - только полдела. Главное - вызвать поток возмущенных писем и звонков, чтобы читатели сообщили, кто это на самом деле... Твой Боловин должен проследить, чтобы гневные письма и звонки не затерялись в общем потоке... Ты понял?
- О! - Худолей махнул бледно-розовой, как мороженный морской окунь, ладошкой. - Не боись. Если прозвучит хоть один звонок... Боловина вызовет главный редактор и немедленно его уволит.
- Ну, уволит, - засомневался Пафнутьев. - Может быть, не стоит до этого доводить, а?
- Паша, он его каждую неделю увольняет по два раза.
- За что?!
- За ошибки. За нарушение морального облика... И потом... Знаешь, резкость у него часто хромает... Снимки нерезкие получаются.
- Почему? - не понял Пафнутьев.
- Ну как.. Мы с ним повстречаемся, покалякаем о том, о сем... И это... Резкость у него после этого сразу падает. Но через день восстанавливается. И редактор его опять принимает в штат. Только это, Паша... Полдела, но сделано... И неплохо, а? Как ты думаешь?
- Все понял, - кивнул Пафнутьев. - Через полчаса зайдешь ко мне в кабинет и за шторой у окна на полу найдешь все, чего твоя душа желает.