- Может, еще не люди? - обернулась Вика от кухонного столика.
- Нет, людьми они уже не станут... Ладно, как-нибудь образуется.
- А у меня водка есть... Хочешь?
- Водка? Знаешь, не надо... Лучше не надо. А то опьянею, впаду в неистовство, что-нибудь с собой сделаю, или с тобой...
- Для этого и предлагаю, - улыбнулась Вика.
- Да? - Андрею понадобилось какое-то время, чтобы в полной мере понять и оценить сказанное. - Ага, - пробормотал он смущенно. - Дошло.
- Слава Богу!
- А ты выпей, если есть настроение... А настроение у тебя, я вижу, есть, к тому же...
Андрей обернулся на резко прозвучавший звонок телефона. Вика хотела было поднять трубку, но он остановил ее.
- Это меня, - сказал он. - Слушаю.
- Ты! Пидор! - прошипел голос негромко, но столько в нем было злости, столько бешенства, что любой бы наверно на его месте дрогнул.
- Да, это я, - спокойно сказал Андрей. - Продолжай.
- Ты знаешь, сколько тебе жить осталось?
- А... Козел вонючий... Позвони позже. Мы сейчас заняты... Нам некогда слушать твое блеянье, - и Андрей положил трубку.
- Ты не перегибаешь палку? - спросила Вика.
- С ними можно и нужно только так. Все круче и круче. Если почувствуют малейшую слабинку... Все пропало. Спасение только в этом - все круче с каждым разом.
- По-моему, все началось так, что круче и не бывает.
Телефон зазвенел снова.
- У тебя вилка выдергивается? - спросил Андрей.
- Да, вон там, за телевизором.
Андрей нашел телефонную розетку и отключил аппарат. Звонки прекратились.
Вика продолжала молча возиться у столика - нарезала хлеб, колбасу, сыр. Поставила на железный поднос чашки, сахар. Вынула из холодильника початую бутылку водки.
- Куда? - спросил Андрей, беря поднос.
- В банкетный зал.
- Что?!
- Господи, ну что тут непонятного! Неси в комнату, неси в спальню, если тебе так больше нравится. Комната-то одна! Называй как угодно! Как только увидишь кровать, считай, что пришел.
- Дошло, - кивнул он.
Китаец Чан научил его не обижаться, китаец Чан научил его не бояться задавать глупых вопросов, признаваться в незнании, в оплошности, в невежестве. И убедил, что именно в этом истинное достоинство, истинная сила духа. Не юлить, не суетиться, не уходить ни от вопросов, ни от ответов. Быть самим собой и быть искренним перед самим собой. - Маленький журнальный столик был расположен так, что присесть к нему можно было только расположившись на кровати. Единственное кресло из-за полнейшей дряхлости было выставлено на балкон.
- Прошу! - Вика приглашающе хлопнула ладошкой по кровати рядом с собой.
Андрей растерянно оглянулся в тщетной попытке найти хоть какой-нибудь стул, табуретку, подставку и, убедившись, что в комнате ничего такого нет и в помине, столкнулся с насмешливым взглядом Вики.
- Не ищи, Андрюша... Ничего нет. Только кровать.
- Да? - нескладно спросил он.
- Да, Андрюша. Кровати тебе сегодня не миновать.
- Ну, что ж... Чему быть, того не миновать, - и он сел рядом с Викой.
Андрей был гораздо тяжелее Вики и она невольно съехала в его сторону. Неожиданно остро он вдруг ощутил запах ее духов, свежий после дождя запах волос, не глядя, почувствовал, что в этот момент она улыбчиво косится в его сторону.
Пили чай, заедая сыром и колбасой.
И молчали.
Наконец Вика не выдержала.
- А знаешь, что я думаю? - спросила она.
- Знаю, - сказал Андрей.
- Что?
- Думаешь, что мне сегодня лучше остаться ночевать здесь.
- Ну, что ж... По сути правильно. Тебе просто нельзя выходить из дома. Тут уже ничего не зависит от твоей ловкости, смелости, или чего-то там еще... Просто нельзя выходить за эту дверь. Хотя ты все время думаешь, как бы все-таки уйти.
- Видишь, какие мы с тобой проницательные, - он повернулся к Вике и их лица оказались совсем рядом. Некоторое время оба в упор смотрели в глаза друг другу, но взгляд Вики оказался тверже - Андрей отвернулся к столику.
- Вот-вот, - удовлетворенно сказала она и плеснула себе в стакан глоток водки. Раскрутив водку в стакане. Вика полюбовалась па вращающуюся жидкость и выпила. Отставила стакан, повернулась к Андрею. - Поговорим?
- Давай, - сказал он, не глядя на нее.
- Скажи честно... Тебе паршиво?
- Паршиво? - удивился Андрей. - Как тебе объяснить... Паршиво может быть час, день, неделю... А когда дольше... Это уже что-то другое. Не знаю, как назвать... Сам становишься другим, когда тебе паршиво слишком долго. Меняешься, не зная в какую сторону. В это состояние входишь, привыкаешь к нему, начинаешь даже находить в нем какие-то радости, утешения...
- Ты нуждаешься в утешениях?
- Я этого не сказал.
- Ну, хорошо... Поняла. И ты вошел в это свое состояние, в состояние, когда тебе паршиво. Освоился, обжился в нем, начал даже находить в нем что-то утешительное... Подожди, не перебивай. Я могу говорить не очень точно, но, в конце концов, на прямую дорогу выйду... Дело в другом. Ты вошел. Ты уже там. В состоянии. А выходить собираешься?
- Пытался.
- Тебя там что-то держит?
- Не знаю держит ли и что именно... Но выйти пока не удается.
- Да и желания большого нет? - спросила Вика.
- В общем-то, да.
- И вот эта твоя угнетенность...
- Остановись, - Андрей положил руку Вике на колено, не заметив этого. Она осторожно скосила глаза, посмотрела на него, но колено не убрала. - Нет у меня никакой угнетенности. Нет подавленности, заторможенности или еще чего-то там... Не надо, Вика.
- А что есть?
- Дай сообразить... Мне, наверно, проще сказать, чего нет... Нет желания радоваться, гудеть в компаниях, куда-то нестись, с кем-то встречаться... Понимаешь, у меня был недавно учитель... Можно назвать его наставником... Он мне очень хорошо объяснил, что такое суета...
- И многое в жизни тебе сейчас кажется суетой?
- Да.
- Павел Николаевич рассказал мне твою историю... В общих чертах, конечно... Думаю, что понимаю тебя. Скажи... Она что, все время рядом?
- Да.
- И сейчас... Она здесь?
- Да, - кивнул Андрей со странно застывшим, напряженным лицом. - Вон в том углу стоит... Возле шторы... Держится за штору... На нас смотрит.