Выбрать главу

- Пройдет, - прошептала Вика, прижимаясь к нему всем телом. - Рядом с такой женщиной, кого угодно будет колотить... Я тоже маленько не в себе.

- Привыкнем... У нас есть время... Ты пахнешь сеном... Откуда?

- Волосы... И немного водкой. Это ничего?

- Это прекрасно, - сказал Андрей.

- А ты меня поцелуешь?

- Я тебя уже целую... Я давно уже целую тебя и оторваться не могу.

- Надо же... Я и не заметила...

- Темно потому что...

***

Андрей проснулся от странных звуков, раздававшихся где-то совсем рядом. Не открывая глаз прислушался. Вспомнил, где он находится. Звуки не прекращались. Так, это квартира Вики, это кровать Вики. Так... И рядом лежит, конечно. Вика. И плачет. Он открыл глаза, осторожно повернул голову. Так и есть - в слабом лунном свете он увидел тонкий профиль, рассыпавшиеся по подушке волосы, поблескивающий на щеке ручеек слезинки.

Андрей не успел сказать ни слова, наверно, и дыхание его не изменилось, но Вика почувствовала, что он проснулся. Повернувшись на живот, она вытерла лицо о подушку.

- Что-то не так? - спросил Андрей.

- Все нормально.

- Да? И слезы в подушку?

- А это самое нормальное, что вообще может быть с бабой после прекрасной ночи.

- Надо же...

- Слушай, - сипловато сказала Вика, - ты знаешь, что такое одиночество?

- Знаю.

- Ни фига ты не знаешь! Одиночество - это когда рядом спит ублаженный мужик, а ты не знаешь, куда себя деть. Ты боишься к нему притронуться, чтобы не разбудить его, потому что у него, видишь ли, горе и такие переживания, такие переживания, что ты сама их не стоишь. А твои переживания ему, как говорится, до одного места.

- Какого места? - улыбнулся Андрей.

- До жопы.

- Ну извини... Но, Вика... Ты не права. Это бывает со всеми. Мужики после всех этих дел спят обессиленные, как кролики, а у женщин открывается второе дыхание. У настоящих женщин.

- А у настоящих мужчин ничего не открывается?

- Глаза.

- И вы начинаете видеть что-то такое-этакое?

- Мы начинаем видеть любимых женщин во всех их достоинствах, о которых раньше и не догадывались.

- Скажите, пожалуйста! - сказала Вика, но в голосе у нее уже не было напряженности. Была скорее озадаченность, может быть даже смущение.

- И еще, Вика... Не надо меня попрекать моими бедами, я с ними никому не навязываюсь. Да, совсем недавно, в прошлом году, я был немного другим человеком, я был веселее, беззаботнее, глупее... С тех пор немного изменился. Но сегодня... Какой я есть, такой и есть. Тут уж ничего не поделаешь. Когда-нибудь я снова изменюсь и стану прежним. Почему ты считаешь, что я должен...

- Ты мне ничего не должен.

- А я и не говорю, что должен тебе - чуть жестковато произнес Андрей. - Я говорю о другом. Почему ты считаешь, что я обязательно должен соответствовать твоим представлениям о хорошем мужике? Или спрошу иначе... Почему тебе нужно переживать оттого, что я этим твоим представлениям не соответствую? У тебя тоже открылись глаза и ты вправе делать свои выводы... Я с ними соглашусь. Я плох? Ну что ж... Скоро утро, уже светает... Пойдут трамваи, троллейбусы... И прости-прощай село родное . В края дальние пойдет молодец.

- Да не плох ты, не плох! Ты сказал мне, чтоб я не лезла в твои переживания? Сказал. Я утерлась. И ты в мои тоже не лезь. Я тебя не будила. Проснулся - терпи. Скажите, пожалуйста, какой деловой! Баба в подушку уже поплакать не может!

Андрей приподнялся, неловко взгромоздился, лег на Вику, поцеловал ее в мокрые глаза, потерся щекой о щеку.

- Ну? - спросил. - Все в порядке?

- Да, теперь порядок. Не уходи, полежи так.

- Не тяжело?

- Ничуть... Это самое естественное положение женщины... Эта та тяжесть, о которой она только" мечтает. Я могу задать тебе один вопрос?

- Валяй.

- Нас здесь двое?

- Да.

- За шторой никого нет?

- Никого.

- Это хорошо?

- Да, - ответил Андрей помолчав. - Это хорошо. Во всяком случае нормально, - он соскользнул с нее, лег на спину. Почувствовав неладное. Вика провела рукой по его лицу, по глазам, и ощутила влагу.

- Ну вот, видишь, - проговорила она. - Люди братаются - кровь смешивают, а мы с тобой - слезы... Выходит, породнились?

- Похоже на то, Вика, похоже на то... Хорошо, что я проснулся, что мы поговорили с тобой сейчас. Нам не хватало этого разговора. Мне, во всяком случае.

- Иди ко мне, - прошептала она.

- Иду.

***

Пафнутьев некоторое время молча смотрел на лежащего на кровати человека. Со времени их последней встречи тот стал выглядеть намного лучше - порозовело лицо, движения стали увереннее, во взгляде появилась усмешка, понимание происходящего. Возле кровати лежала куча газет, подоконник тоже был завален газетами, причем, как заметил Пафнутьев, под рукой у больного лежали уже свежие, сегодняшние газеты. На Пафнутьева человек смотрел с незнакомой твердостью, даже требовательностью.

- Я вас приветствую, - сказал Пафнутьев, протягивая руку.

- А мы тут уже заждались, - улыбнулся Зомби. - Не знали что и думать... Все глаза проглядели.

- Кал ты нас находишь? - спросил Овсов из-за спины Пафнутьева.

- Вижу большие перемены. И все к лучшему. Глаз горит, румянец играет, руки зудят - работы требуют. Верно говорю? - спросил Пафнутьев у Зомби.

- Да, что-то такое есть.

Человек на кровати улыбнулся, ему, видимо, было приятно слушать добрые впечатления о собственном здоровье. Хотя, как заметил Пафнутьев, улыбка не была ни заискивающей, ни слишком уж доброжелательной.

- Он называет себя Зомби, - сказал Овсов, предупреждая Пафнутьева от неловкого шага.

- Ему виднее, - сказал Пафнутьев. - Это все-таки лучше, чем Даздраперма.

- А что, и такое имя есть? - удивился Овсов.

- Да, милое девичье имя. Сокращенно - Да здравствует первое мая. Была у меня такая подследственная. Все знакомые любовно называли ее Спермой. И проще и благозвучнее. Сперма Ивановна. А Зомби... Несколько жутковато, но привыкнуть можно.

- Я уже привык, - сказал Зомби. - Живу по той программе, которую вкладывает в меня Степан Петрович. Помню только то, что со мной происходит сейчас, что прочитал уже здесь, в больнице... Я действительно Зомби. И весь тут сказ. Оживленный мертвец с вложенной чужой программой.

- Почему чужой? - спросил Овсов. - Ничуть. Программу ты выбираешь сам.

- Я имел в виду не чуждость, а новизну... Оживленный мертвец с вложенной в него новой программой жизни. Так будет точнее.