***
Под вечер, потолкавшись по улицам, Пафнутьев забрел в городскую больницу. Овсов оказался на месте - сидел в выгороженном шкафами углу и смотрел старенький черно-белый телевизор. Достался он Овсову совершенно бесплатно - клиент расщедрился, привез из дому, поскольку девать этот ящик было некуда. Нога, которая по всем законам жизни и смерти должна была остаться в стылых подвалах больницы, в общей куче непригодных человеческих деталей, сохранилась при нем. Она, правда, не очень хорошо сгибалась, ее приходилось подволакивать, но это была его, родная, хорошо знакомая нога. Вот он, подволакивая эту ногу, и приволок телевизор.
- А! - обрадовался Овсов. - Пришел все-таки... Ну и молодец!
- А я иду мимо, дай, думаю, зайду... Вдруг кстати окажусь, вдруг не прогонят, - Пафнутьев основательно уселся на низенькую кушетку.
Прошло совсем немного времени и на табуретке между друзьями вроде бы как бы сама собой возникла бутылка с каким-то отвратным напитком, но неимоверно красивой этикеткой, на которой голые негры и негритянки принимали какие-то замысловатые позы. Люди по простоте душевной полагали, что чем дороже бутылка, чем красочнее и экзотичнее на ней нашлепка, то тем более счастлив и доволен будет хирург. И несли ему бутылки одна другой непонятнее и подозрительнее. Овсов кивал головой, хмуро благодарил, невнятно произнося какие-то слова, которых никто не мог разобрать, да и не для того они произносились, чтобы их понимали и на них отвечали. Оба, и излеченный человек, и вылечивший его хирург, преодолевая неловкость, торопились расстаться, поскольку понимали, что и благодарность, и эта вот готовность принять благодарность находятся за пределами нравственности общества, в котором они жили. Сколько лет их убеждали со страниц газет, с экранов телевизоров, по радио и с высоких трибун, что подобные подарки, или, как еще их называли, подношения, унижают и дарителя, и спасителя. Но здравый смысл и вековая, хотя и отвергнутая новой властью нравственность народа, протискивались сквозь эти наспех слепленные нормы, запреты, укоры. И Овсов не отказывался от бутылок, рубашек, конфет, а кто-то однажды даже подарил ему целый комплект мужских трусов, очень неплохих, кстати, трусов можно было без опаски раздеться в любом приличном обществе, даже в женском. Правда, о том, что в этом сверкающем пакете находятся трусы. Овсов узнал через несколько дней, когда догадался заглянуть в сверток.
Некоторое время друзья молчали, глядя в экран телевизора со смешанным чувством недоумения и неприятия. Шла какая-то странная передача, когда в непонятной игре вдруг обнаруживались победители и им тут же вручали всевозможные награды - телевизоры, магнитофоны, печки. И без конца повторялось название фирмы, которая расщедрилась на такие дары. Тут же мелькал хорошо одетый представитель этой фирмы - улыбался, кланялся, и нес такую откровенную чушь, что Пафнутьев и Овсов, чтобы как-то погасить неловкость, одновременно потянулись к бутылке, чтобы наполнить стаканы ядовито-желтой жидкостью - на этот раз она была ядовито-желтая.
- Будем живы, - сказал Овсов, поднимая свой стакан.
- До чего ты всегда хорошие слова произносишь! - искренне восхитился Пафнутьев. - Где ты их только берешь!
- Здесь много людей бывает, - философски заметил Овсов. - Люди, Паша, это главное наше достояние.
- Да, я помню, - кивнул Пафнутьев. - Кадры решают все.
- Вот-вот. Особенно вот такие кадры, - он кивнул в сторону телевизора - на экране выстроились почти голые победительницы конкурса красоты. Девушки были возбуждены предстоящим награждением, играли ножками, принимали позы, и улыбались так, что сердце стыло. Неожиданно перед ними возник невысокий, полноватый, с брюшком человек в черном костюме. Человек был с довольно небрежным пробором и в наглаженных штанах, широколиц, смугловат и масляно улыбался, сверкая в лучах юпитеров золотыми зубами.
Ведущий, захлебываясь от восторга, оповестил, что их сборище посетил спонсор конкурса Марат Вадимович Байрамов. И сейчас победительницы конкурса получал из рук Марата Вадимовича награды - путевки на остров Кипр. Байрамов улыбался, делал ручкой кому-то в зале, но успевал, успевал все-таки отметить и достоинства конкурсанток. У него была странная манера - если он окидывал взглядом девушку, то делал это не одними глазами, а всей головой, даже вся его нескладная из-за живота фигура тоже устремлялась вслед за собственным взглядом.
Неслышно открылась дверь, потом отодвинулась в сторону занавеска, и в кабинетике появился Зомби. "Он негромко поздоровался, бросив взгляд на бутылку, и присел на край кушетки. Награждение победительниц конкурса красоты явно его заинтересовало.
- Все финалистки едут на Кипр! - объявил Байрамов и жестом фокусника выхватил из кармана пачку конвертов. - Там будут подведены окончательные итоги! На берегу Средиземного моря! В амфитеатре, который нам оставили древние греки!
Байрамов, проходя мимо голых девиц, каждой вручил конверт, в котором, очевидно, должны были лежать билеты на остров Кипр, гостиничная бронь и деньги на карманные расходы. Но одна телекамера, неосторожно заглянув в конверт, обнаружила, что он пуст.
- Не огорчайтесь, милые девушки! - воскликнул Байрамов. - Это же телевизионная передача, здесь может случиться все, что угодно... Билеты заказаны, каюты на корабле забронированы, деньги выделены. И самое главное - я еду с вами!
Радостно, как подстреленный, вскрикнул ведущий передачи, загалдела массовка, из-за кулис выскочили застоявшиеся девчушки с цветами и тут же по экрану поплыли прилавки магазинов, которые успел приобрести всемогущий спонсор. Далее пошли адреса магазинов, телефоны, списки товаров...
- Я знаю этого человека, - неожиданно произнес Зомби.
Вначале Пафнутьев не обратил внимания на его слова, вроде бы и не услышал их, но спустя некоторое время медленно повернулся к Зомби. - Откуда ты его знаешь?
- Я писал о нем.
- Куда?
- В газету.
- В какую?
- Не знаю...
- А что писал? Статья? Заметка? Подпись под фотографией? Разгромный фельетон?