Не стоило произносить Амону этих слов, ох, не стоило. Не знал он, простодушный, что наделал, какого зверя разбудил негромким своим голосом. Теперь перед ним сидел совсем не тот человек, который был всего минуту назад. Пафнутьев опустил голову, спрятав и от Амона, и от Дубовика свой взгляд.. Некоторое время он молчал, сжав зубы и пытаясь совладать с собой, не дать выхода тому гневу, который распирал его изнутри. Дубовик уже сталкивался с чем-то похожим и сразу понял, что произошло, почему сник Пафнутьев - со стороны могло показаться, что тот действительно сник. И лишь усмехнулся про себя, удовлетворенно усмехнулся, потому что всегда радовался, когда ему удавалось видеть, начальство в таком состоянии. Дубовик испытывал те же чувства, правда, были они не столь ярко выражены, не столь сильно приправлены гневом и страстью. Но чувства были те же и Дубовик улыбнулся Амону сочувствующе, даже соболезнующе. Не ощутил Амон, не увидел, что потолок в кабинете затянуло" тяжелыми тучами, не слышал, как громыхнуло у него над головой, как сверкнуло зловеще. Он все еще думал, что над ним ясное небо, и продолжал выпускать дым, усмехаться своим мыслям, своим наблюдениям над повадками местных красавиц.
- Соседка, говоришь? - Амон решил продолжить приятную для него тему. А у нее как, с женским вопросом все в порядке? А то ведь некоторые такие; фантазии сочиняют... У любого мужика член встанет от этих девичьих фантазий, а, начальник?
Пафнутьев облегченно усмехнулся.
Сомнения, колебания - отпали.
- Вот ее заявление, - Пафнутьев положил тяжелую ладонь на несколько листков, лежащих перед ним. Это не было заявление Вики, она не успела его еще написать. Пафнутьев всего час назад узнал, что Амон - именно тот человек, который куражился над Викой и в лифте. - Вот ее заявление, повторил Пафнутьев. - Пригласим потерпевшую, проведем опознание... Соберем несколько человек, таких же корявеньких и гнилозубых, как ты, чтоб все были немного похожи... И предложим потерпевшей указать человека, который пытался изнасиловать ее в лифте.
- Я не пытался! - заорал Амон, которого унизили так спокойно, так между прочим, словно и не заметив этого. - Если я собираюсь кого-то трахнуть, то я трахаю!
- И на старуху бывает проруха, - развел руками Пафнутьев, чрезвычайно довольный своим ударом. - И кажется мне, что ты вообще, слаб по этому делу.
- По какому делу?
- По мужскому.
- Не слаб, - обронил Амон. - Слово даю.
- Слово свое можешь запихнуть себе в штаны. Сзади. Только там ему и место. - Нанес Пафнутьев еще один удар.
Амон не ответил, только сейчас начиная понимать, что атмосфера в кабинете изменилась. Он прищурившись смотрел на Пафнутьева, поигрывал желваками. Недокуренную сигарету выплюнул на пол. Дубовик с некоторым изумлением проследил за полетом окурка, склонил голову к плечу, словно пытаясь осмыслить увиденное.
- Напрасно, начальник, ты так говоришь, - наконец произнес Амон.
- Простоват, - усмехнулся Пафнутьев. - Не каждый день таких князей приходится допрашивать... Которые в лифте кончают при виде юбки.
- Не надо, начальник, - уже кажется, попросил Амон. - А то я за себя не отвечаю.
- А тебе и не надо отвечать. За тебя сейчас я отвечаю. Слушай меня, дорогой... Тебя взяли в ресторане, где ты затеял драку с представителем прокуратуры, то есть со мной. История с лифтом - это два. Есть люди, Пафнутьев положил ладонь на листки, лежащие на столе, - есть люди, которые видели тебя при угоне машины. Там, во дворе, остался труп. Удар ножом нанесен сзади, в спину. Козел вонючий, - вырвалось у Пафнутьева.
- Кто козел вонючий? - тихо спросил Амон.
- Убийца.
- А я тут при чем?
- Ни при чем. Ты же не козел? Или козел?
- Не надо, начальник. Прошу тебя - не надо.
- Это уже мне решать. Будем проводить опознания. Если тебя узнают... Плохи твои дела.
- О моих делах не надо думать. О своих лучше думай.
- С некоторых пор, Амон... Твои дела - это мои дела.
- Звезду хочешь?
- Хочу. И вот он хочет, - Пафнутьев кивнул в сторону Дубовика. - И еще одно... Недавно произошла очень неприятная история в двенадцатом отделении милиции. Сбежал преступник. Очень опасный преступник. Перед этим нанес тяжкие телесные повреждения начальнику отделения майору Шаланде, другим сотрудникам. Нанесен большой материальный ущерб помещению. Оскорблена честь, достоинство офицера при исполнении служебного долга, - Пафнутьев сознательно заговорил казенными словами, понимая, что Амон лучше воспримет именно такие слова.
- А я причем? - спросил Амон без прежнего напора, это Пафнутьев уловил сразу. - Что где случилось и все на меня вешаешь?
- Сейчас сюда придет майор Шаланда... Он уже выздоровел, врачи разрешили ему выходить на улицу, вот с ним и поговори... При чем ты или ни при чем.
- А что там во дворе произошло? Машину угнали? - спросил Амон несколько фальшивым голосом - это ясно услышал Пафнутьев.
- Машина - ладно... Человека убили.
- Хорошего человека? - усмехнулся Амон.
- На глазах у его дочки... Дочке семь лет...
- Очень жаль, - произнес Амон.
- На месте преступления убийца оставил следы.
- Какие следы?
- Следы, которые позволяют твердо, обоснованно, документально сказать, кто именно убил.
- И кто же убил?
- Ты, Амон.
- И докажешь?
- Уже доказал.
- Мне докажи!
- Это в мои обязанности не входит. Главное - чтоб суд поверил. На вышку тянешь, Амон.
Амон откинулся на спинку стула, скованные наручниками руки лежали на коленях. Он долго смотрел в окно, потом взгляд его, ленивый и какой-то отсутствующий взгляд скользнул вниз, на наручники, потом он быстро и как-то воровато взглянул на Дубовика, на Пафнутьева, лицо его слегка оживилось, как у человека, принявшего спасительное решение.
- Хорошо, начальник, - вздохнул Амон. - Поговорили и ладно. Попугали немножко друг друга, обидели немножко... Миллион хочешь? Каждому из вас по миллиону? А?
- А что на него купишь, на миллион? - уныло спросил Дубовик, даже не подняв голову, не оторвав взгляда от бумаг, которые лежали перед ним.
- Да? - Амон посмотрел на Дубовика с уважением. - Но миллион и есть миллион.
- Колесо от машины, - обронил Дубовик.
- По костюмчику нам предлагают, - заметил Пафнутьев. - Правда, по хорошему костюмчику. Раньше такие костюмы стоили не меньше ста рублей.