- Леонард! - простовато произнес Пафнутьев, едва возникнув на пороге. - У тебя потрясающая способность появляться в самый интимный момент. Мы все готовы были уже кончить, а тут твой звонок. Что происходит?
- Происходит, - кивнул Анцыферов, услышав лишь последние слова Пафнутьева. - Кто там у Дубовика?
- Задержали одну гниду поганую... Некий Амон.
Думаю, что это тот самый...
- Это хорошо, - перебил его Анцыферов. - Это хорошо, Паша, что ты думаешь. Будем думать вместе.
- Тогда начинай думать ты, - Пафнутьев без приглашения сел, но не к приставному столику, нет, он позволил себе опуститься в кресло у книжного шкафа, сразу давая понять, что готов к разговору свободному, без жестких служебных ограничений. Пафнутьев сел в кресло в распахнутом пиджаке, верхняя пуговица рубашки у него всегда была расстегнута, а галстук всегда немного приспущен. Все это создавало впечатление легкости, непосредственности, а кроме того, Пафнутьев держался за такой вот стиль зная, что это очень не нравится Анцыферову, у которого узел галстука неизменно подпирал острый кадык.
- Паша, - Анцыферов подошел и сел в соседнее кресло. - Паша, скажи, мы с тобой соратники?
- Да! - твердо ответил Пафнутьев. - Соратники по совместной борьбе с организованной преступностью.
- Я не о том, - поморщился Анцыферов с досадой. - Я хотел спросить о другом... Мы с тобой единомышленники?
- По гроб жизни! - заверил Пафнутьев и кажется, даже выпучил от усердия глаза.
- Паша, - укоризненно протянул Анцыферов. - Остановись, прошу себя. Все серьезнее, чем ты думаешь.
- Этого не может быть!
- Почему?
- Потому что я обо всем думаю чрезвычайно серьезно, - ответил Пафнутьев. И сколько Анцыферов не всматривался в его глаза, он не заметил и тени улыбки.
- Ну хорошо... - прокурор встал, прошелся по кабинету, зачем-то выглянул в окно, снова подсел к Пафнутьеву. - Этого... Как его... Амона... Паша, его надо выпустить.
- Не понял? - Пафнутьев откинулся на спинку кресла.
- Да, Паша, да.
- Почему?
- Потому, - ответил Анцыферов.
- Звучит убедительно... Он? - Пафнутьев указал пальцем в потолок.
- Да.
- И тверд в своем скромном пожелании?
- Как никогда.
- Дал сроки?
- Никаких сроков.
- Немедленно?
- Чем скорее, тем лучше.
- Для кого?
- Для всех нас. В конце концов, что за ним? Драка в ресторане? Штрафани его, как следует, на полную катушку и пусть катится ко всем чертям! Из, города можно выпихнуть, карточку завести...
- Как на дворового хулигана?
- Вот именно. Как на невинного шалунишку.
- У этого шалунишки руки по локоть в крови.
- Есть доказательства?
- Будут, - слукавил Пафнутьев, не решившись, сказать об отпечатках пальцев на куртке убитого, в отделении у Шаланды, и подумал - из сейфа документы надо срочно убрать, не то пропадут. - Будут, - повторил Пафнутьев.
- Вот когда будут, тогда и бери его, касатика. Тогда и сажай его в камеру смертников. А сейчас.., Оформляй драку в ресторане и отпускай. Это важно для тебя ничуть не меньше, чем для меня. Грядут перемены, Паша.
- Как?! Опять?!
- Я же попросил тебя - кончай хохмить. Я говорю о переменах в нашей с тобой жизни. Как тебе этот кабинет? Нравится?
- Ничего помещение, - Пафнутьев окинул взглядом прокурорские апартаменты. - Зеркал маловато.
- Когда вселишься - добавишь.
- Неужели такое может быть? - захлебнулся Пафнутьев от счастья.
- К тому идет, Паша. И вот что я тебе еще скажу... Такие шансы в жизни случаются не слишком часто, можно сказать, что с каждым отдельным человеком они случаются только раз. Или сейчас, или никогда. Взгляни наверх... Там сидят люди, которые в нужную минуту сделали правильный выбор, поставили на ту лошадь, на которую нужно было ставить. Других достоинств у них нет, на этот счет никто не заблуждается. Кто-то назовет их выбор преступным и будет прав. Я даже готов согласиться - некоторые совершили криминальный выбор. И лошадь, на которую они поставили...
- На жеребца они поставили. На сивого мерина.
- Пусть так, Паша, пусть так. Но он почему-то выигрывает, этот сивый мерин. А умные, тонкие, справедливые, законопослушные граждане, озабоченные судьбой России, почему-то ничего не могут с ним поделать. Ты не знаешь почему?
- Знаю. Потому что он наш клиент.
- Может быть. Но пока - мы его клиенты. И он нас дрючит, как хочет. И оставим это. Мы договорились?
- Да, - как-то слишком уж легко ответил Пафнутьев. И этим заронил в душе прокурора новые сомнения.
- Точно?
- Сегодня же твой клиент будет на свободе.
- Сейчас, - тихо, но твердо проговорил Анцыферов, исподлобья глядя на Пафнутьева.
- Сегодня, - тоже тихо, но не менее твердо ответил Пафнутьев. - Надо же хоть немного уважать контору, - он окинул взглядом стены прокурорского кабинета. - Проведем необходимые процедуры, составим бумажки, подпишем... Вынесем постановление, обоснуем его, и, как говорится, на все четыре стороны. Все это произойдет сегодня. В пятницу. День короткий, но мы успеем. Твой приятель еще проведет вечерок в ресторане. Если у него не будет более важных дел.
- Пусть так, - согласился Анцыферов без подъема. - Паша... Но это твердо? - не мог, не мог он до конца доверять Пафнутьеву, постоянно ждал от него какого-то кандибобера, постоянно вынужден был перепроверять На явном предательстве его не ловил, но своеволие ощущал постоянно. - Я могу доложить?
- Я бы не торопился на твоем месте, Леонард. О чем ты сейчас доложишь? Что со мной поговорил? Несерьезно. Доложишь, когда человек будет на свободе.
- Тоже верно.
- Прекрасная погода, не правда ли? - Пафнутьев показал в окно, в котором едва ли впервые за последние несколько дней проглянуло осеннее солнце. Желтая листва делала свет золотистым, праздничным, даже каким-то обнадеживающим И улыбался Пафнутьев широко и откровенно, так человек, который поймал ближнего на некрасивом поступке, но великодушно простил его.
- Да, ничего погода, - смешался Анцыферов, поняв улыбку следователя. Пафнутьева он проводил взглядом, полным недоверия и сомнений.
***
Дубовик превзошел самого себя по оперативности. К тому времени, когда Пафнутьев вернулся в кабинет, он успел провести два опознания со всеми формальностями. Андрей съездил за Викой, привез ее на машине Пафнутьева, и она бестрепетной рукой указала на Амона, как на человека, который пытался изнасиловать ее в лифте и только вмешательство соседей спасло ее от надругательства. Именно в таких выражениях Дубовик изложил все происшедшее. Вика не возражала, а возражения Амона не произвели на следователя слишком большого впечатления.