- Цыбизова.
- Помню, Изольда Федоровна. Жива?
- Жива, но я не думаю, что так будет продолжаться слишком долго. За последние три года она застраховала двадцать семь машин. Из них двенадцать - наиболее престижные. "Девятки", "восьмерки", "семерки"...
- Из них угнано? - спросил Пафнутьев.
- Семь. Из двенадцати.
- Неплохой показатель А остальные машины?
- Хлам По-моему, хозяева даже мечтают, чтобы их машины угнали, чтобы получить страховку...
- Если мечтаю г, значит угонят Не угонщики, так сами Насобачились. Дурное дело нехитрое Что Цыбизова? Ты любишь ее по-прежнему?
- Гораздо меньше - Что так?
- Хахаль у нее. На черном "мерседесе". Со спутниковой связью. С баром и телевизором. С водителем и телохранителем.
- А чье тело он хранит?
- Тело хахаля.
- Как его зовут?
- Байрамов. Морда жирная, зуб золотой, улыбка до ушей, волосы в бриолине. Слышали о таком?
- Немного. Тебе за ним не угнаться.
- Да уж понял, - хмыкнул Коля, поправил клеенчатую кепочку, перепрыгнул через неглубокую лужу на тротуаре. - Розы подарил нашей красотке, целый букет. Тысяч по пятнадцать-двадцать за штуку. Специально пошел на рынок и спросил цену... Так что букет ему обошелся тысяч в двести.
- Молодец, - одобрил Байрамова Пафнутьев. - Я думал о нем хуже. А если тратит такие деньги на цветы женщине.. Хороший человек. А что Цыбизова, не обижает его, не огорчает?
- Нет, с этим у них все в порядке.
- Не мелькал ли в их компании невысокий широкоплечий парень с короткой стрижкой, в темной одежде, с неприветливым выражением лица.
- Мелькал. Его зовут Амон. Он у этого Байрамова не то охранником, не то водителем...
- Что же он так неосторожно, что же он так опрометчиво, - пробормотал Пафнутьев. - Так нельзя, дорогой.
- Вы о ком, Павел Николаевич?
- О Байрамове. Он совершенно не уважает противника, он не берет его в расчет. Это плохо. Так нельзя.
- Может быть, он и не подозревает о существовании противника?
- Да, скорее всего... Послушай, Коля... Тебе это больно, я знаю, но все-таки... У этого Байрамова с Цыбизовой... Постель? Дела? Торговля?
- По-моему, всего понемногу. И постель, и дела.
- Не ошибаешься?
- Влюбленное сердце не обманешь, - горестно Николай постучал по тому месту, где, как ему казалось, у него билось влюбленное сердце.
- Зомби у нее больше не появлялся?
- Вроде, нет.
- Сама она спокойна как и прежде? Порхает? Щебечет? С ветки на ветку?
- Я перемен не заметил. Разве что появился Байрамов... Морда широкая, зуб золотой...
- Ты уже говорил, - Пафнутьев остановился под козырьком заколоченного киоска. Его, похоже, облюбовали какие-то бойкие торгаши, но развернуться им не дали - киоск подожгли, внутри он выгорел дотла, но его железный каркас, сработанный из железнодорожного контейнера, уцелел. По городу в последнее время появилось немало таких вот выгоревших помещений - подвалов, ларьков, изготовленных из гаражей, арки в старых домах, заложенные кирпичом и оборудованные под магазины Народ продолжал бороться за социальную справедливость - так, как он ее понимал. Поджигатели оставались непойманными, продавцы не жаловались, а сумма ущерба не интересовала ни тех, ни других А Пафнутьев знал наверняка, что частенько продавцы и поджигатели - одни и те же лица. Заметали следы ребята, заметали следы старым дедовским способом - красного петуха под собственный зад. Ищи-свищи-доказывай!
- Разбегаемся? - спросил оперативник, истомившись в затянувшемся молчании.
- Подожди, - Пафнутьев с привычным безразличием на лице смотрел на пробегающих прохожих, на лужи, на неиссякающий поток машин. - Послушай, повторил он и опять замолчал.
- Слушаю внимательно, - улыбнулся оперативник.
- А не сделать ли нам такую вещь... Не провернуть ли нам такую забавную штуку...
- Не возражаю, - опять поторопил Пафнутьева собеседник.
- Не суетись... Такая вот мыслишка посетила... А не поставить ли нам под окна Цыбизовой машину? Хорошую машину, "девятку", а? В приличном состоянии, с небольшим пробегом, а? Поставить ее так, чтобы она с улицы не видна была, но из окон Цыбизовой - как на ладони? Если они действительно завязаны на угонах, у них же зуд по всему телу начнется на второй день!
- Ловля на живца?
- Да, но машина должна быть под круглосуточным наблюдением.
- Можно проще.. Установить график, чтобы "девятка" стояла, к примеру, под ее окнами только с семи до девяти вечера. Дескать, кто-то к кому-то приезжает каждый день на это время. И потом опять уезжает. Она человек грамотный и на второй же вечер все поймет - приезжает любовник к девице-красавице. Пока они воркуют, машина стоит И на эти два часа подключать ребят - пусть бы присмотрели.
- Да, так лучше.
- Тут в другом опасность... А если они в самом деле ее угонят? Не расплатимся, Павел Николаевич.
- Придумай с ребятами что-нибудь... Мотор, к примеру, не заведется. Или тормоза не сработают. Или рулевое управление откажет.. Ведь технически это осуществимо?
- Вполне Уж если подобные вещи случаются с исправными машинами, то здесь и сам Бог велел, Нашкодить сумеем. Починим ли потом, трудно сказать, но сломать - сломаем.
- И с завтрашнего вечера машина будет стоять?
- Если поднатужиться, то можно уже и сегодня выставить нашу "девятку" на обозрение.
- Поднатужься. Если что понадобится - подключай меня.
- Вечером позвоню, доложу, - оперативник протянул руку.
- Давай, Коля. Вперед и с песней, - Пафнутьев крепко пожал холодную мокрую ладонь оперативника и поддернув поднятый воротник плаща, шагнул под мелкий осенний дождь.
Не сложилось у Андрея с Викой, не сложилось. То ли она слишком уж отличалась от Светы и любое ее слово его как-то задевало, то ли слишком уж он близко принял Свету, как единственно возможную для него женщину и все, что с ней было связано, воспринималось им как некая истина, с которой можно только сравнивать. А скорее всего не отошел он еще, продолжал жить событиями прошлого года, даже не замечая этого.
Поначалу он вообще не воспринимал Вику всерьез. Появился рядом человек, ну и пусть. Вроде, неплохой человек, красивая девушка, не дура, не злобная, не спесивая. Но он не мог избавиться от ощущения, что все стоящее, что у него могло бы быть в жизни, уже было, и теперь возможны только заменители, протезы истинных чувств. По молодости Андреи не знал еще, что не бывает единственной любви, не бывает единственно правильных чувств. Все возвращается, многое повторяется с какими-то отклонениями от того образца, который ты познал в самом начале своей жизни. К Вике он относился явно без трепета, скорее терпя ее, как терпят шаловливого щенка, готового в любую минуту опрокинуться на спину, лизнуть в щеку, куснуть за палец, но решительно отодвигают в сторону, когда он становится слишком уж докучливым.