— Неужели смогу...
— Ваша задача одна — по голосу, по манере говорить постарайтесь узнать он это или не он. Ну? Вперед?
— А вдруг не он?
— А вдруг он?
— Да, конечно... С чего-то надо начинать.
— А то приедете в больницу, увидете незнакомого вам человека, который будет к тому же вас сторониться, как чужого, на что-то там претендующего... Ну, Женя? — Пафнутьев осторожно положил руку женщине на плечо.
— Господи! Да, конечно, позвоню, конечно, поговорю... Дайте только с духом собраться.
— Вот это уже разговор!
— Только стойте рядом на всякий случай. Если буду падать — подхватите.
— Это я могу, с этим я справлюсь, — заверил Пафнутьев.
Женщина прошла в другую комнату и принесла телефон. Длина шнура позволяла переносить его по всей квартире. Телефон она поставила на стол, между собой и Пафнутьевым. Поправила его, повернула диском к Пафнутьеву.
— Итак... Что мне сказать ему? С чего начать?
— Может быть, у вас были какие-то свои, опознавательные слова? Как вы его дома называли?
— Суржик.
— Очень хорошее имя, — одобрил Пафнутьев. — Так и скажите... Суржик, ты помнишь наши встречи? А вечер голубой?
— Боже, неужели это было, неужели это было, — Женя снова опустила лицо в ладони.
— Нет, так не пойдет, — решительно произнес Пафнутьев. — Прекращаем рыдать и начинаем делать дело. Вперед? ;
— Валяйте, — Женя махнула увядшей ладошкой, давно не знавшей ни лака, ни крема — все заменили стиральные порошки, чистящие пасты, едкое хозяйственное мыло.
Пафнутьев набрал номер, подождал соединения, время от времени бросая на женщину испытующий взгляд.
— Овсов? Приветствую тебя!
— А, Паша... Ты откуда?
— Да вот сидим с Женей и думаем, как нам дальше жить... Решили тебе позвонить.
— А мы с Зомби телевизор смотрим. Делегаты изгаляются, все никак не могут решить, кто лучше, да принципиальнее, да образованнее, да краше собой...
— Подожди, Овсов... С депутатами мы после будем разбираться. Давай сначала разберемся с твоим Зомби.
— Вы его называете Зомби? — побледнев, спросила Женя.
— А как же его называть, если он ходит, ест, пьет, говорит, но ничегошеньки не помнит? Конечно, Зомби.
— И он знает, что вы его так называете?
— По-моему, ему даже нравится... Он видит в этом имени какой-то смысл, значение...
— Бедный Суржик, бедный Суржик... Неужели это он сделался Зомби, неужели это он... — Женя готова была снова расплакаться, но ее остановил Пафнутьев.
— Прекратить! — рявкнул он. — Сейчас будете говорить. Овес, дай ему трубку на пару минут, тут одна женщина хочет с ним поговорить... Но сначала я скажу ему два слова... Здравствуйте! — бодро произнес Пафнутьев, делая знак Жене — дескать, это он, сейчас будешь говорить. — Это больной палаты номер три?
— Да ладно, Павел Николаевич, — проговорил голос, — называйте уж как привыкли... Зомби я. И все тут.
— Как скажешь... Говорят, ты вспомнил человека по фамилии Байрамов?
— Если это можно назвать воспоминанием... Просто я увидел его по телевизору и мне показалось, что мы с ним встречались. Только и того.
— А вы не помните, он не дарил вам машину?
— Машину? Мне? Но машины не дарят... Машинами отдариваются. Как следователю, это должно быть вам хорошо известно.
— Потому и спрашиваю. Но об этом более подробно мы поговорим при личной встрече... А сейчас я передам трубку одной приятной женщине. Она утверждает, что встречалась с вами в свое время... Женей ее зовут.
— Мне необходимо поговорить с ней? — спросил Зомби, налегая па слово «необходимо».
— Поговорите, — и Пафнутьев передал трубку Жене.
— Здравствуйте, — произнесла она чуть слышно, но тут же понравилась. — Здравствуйте, — сказала Женя и тверже, и громче.
— Добрый день, — ответил Зомби бесстрастно.
— Простите, но Навел Николаевич мне немного рассказал о вас... И мне показалось, что вполне возможно, мы встречались... Меня зовут Женя, Женя Феоктистова.
— Возможно, — ответил Зомби.
— Если я не ошибаюсь, то мы с вами провели как-то месяц в Крыму, в Коктебеле... Года два па-зад. Помните?
— Мы с вами в Коктебеле? — удивился Зомби. — Не помню... Но чего не бывает, возможно мы там и встречались. Видите ли в чем дело... У меня последнее время с памятью не все в порядке, Павел Николаевич, вас, очевидно, предупреди,.!...
— Да, он сказал.
— И чем же мы с вами занимались в Коктебеле?
— Купались, загорали, собирали камни... Бегали по каким-то столовкам... Чем можно еще заниматься в Коктебеле? В горы ходили, к могиле Волошина поднимались... Вино пили.
— Наверно, и любовь у пас с вами была?
— Была, — произнесла Женя и только Пафнутьев знал, как далось ей что коротенькое слово.
— Простите, Женя... В таком случае я, наверно, должен разговаривать с вами несколько иначе... Но я в самом деле ничего не помню. Тут со мной кое-что случилось полгода назад и вот я до сих пор никак не выкарабкаюсь... Так что уж простите великодушно.
— Да-да, я понимаю. Всего доброго! — и Женя положила трубку на рычаги. Теперь она смотрела на Пафнутьева ясными сухими глазами и была бледнее пеленок, которые сохли за се спиной. Пафнутьев сбегал па кухню, набрал из-под крана воды в подвернувшуюся чашку без ручки, принес, заставил Женю выпить.
— Ну что? — спросил он. — Почему вы положили трубку? Разговор, кажется, у вас пошел...
— Это он, — сказала Женя чуть слышно и потеряла сознание. Пафнутьев еле успел подхватить ее. Подняв женщину на руки, он, подивившись ее легкости, отнес в другую комнату на диван, положил под голову валик. Обернувшись в дверях, он еще раз окинул женщину взглядом, убедился, что все в порядке и вышел, осторожно прикрыв дверь. На подвернувшемся клочке бумаги он написал: «Женя! Никуда не ходить, никому не звонить, обращаться по всем вопросам только ко мне, Пафнутьеву Павлу Николаевичу». И приписал ниже свой телефонный номер.
После этого Пафнутьев прошел на кухню, выключил газ под вываркой и покинул квартиру.
Невродов позвонил в конце рабочего дня. Посопел в трубку, спросил о здоровье и, как бы между прочим, обронил:
— Что-то давно тебя не видно... Заглянул бы как-нибудь, рассказал бы о своих похождениях.
— Загляну... Хоть сегодня.
— А что сегодня... Тоже не самый плохой день, — ответил Невродов и положил трубку.