— О чем рассказывать?
— Да это у меня поговорочка такая... Следственная. Садись, рассказывай. Но ты в самом деле садись..
— Вас с повышением можно поздравить?
— Можно поздравить, можно не поздравлять... И поздновато, и не с чем особенно... Вот видишь, как на наших с тобой событиях в прошлом году я возвысился? — Пафнутьев обвел взглядом довольно унылые стены своего кабинета. — Отдельную камеру выделили, телефон поставили, машину дали...
Андрей осмотрел кабинет, но ни на чем взгляд его не задержался, ничто не привлекло внимания. Или же, что скорее всего, ничего не отразилось на его лице.
— Понятно, — сказал он, присаживаясь к столу. — Все это отрабатывать придется, верно?
— Уже приходится, старик!
— Тогда я вам не помощник... Хотя за мной, конечно, должок остается.
— Если остается — отрабатывай, — рассмеялся Пафнутьев, падая в жесткое кресло с подлокотниками.
— Готов, — Андрей исподлобья, настороженно глянул на следователя.
— Это хорошо. Это разговор.
— Прошлый раз вы обещали кое с кем разобраться... Что-нибудь удалось? Состоялось?
— Виноват. Оплошал, — Пафнутьев беспомощно развел руки в стороны. — Не разобрался.
— Ни с кем?
— Ни с кем, — кивнул Пафнутьев.
— Случай не подвернулся? Возможности не было? Желание пропало?
— Ну ты, старик, даешь.,. С тобой не забалуешь... Случай, спрашиваешь... Не подворачивался случай, тут ты прав. Возможность? И возможности не было. Желание... Тут я перед тобой чист — желание осталось.
— Тоже ничего... Хоть что-то, — Андрей поднялся. — Повидались, Павел Николаевич, спасибо, что не забыли... В случае чего — звоните. Авось, пригожусь, — Андрей протянул руку для прощального пожатия. Но Пафнутьев своей руки не протянул. Молча смотрел на гостя из-за своего стола — что тот еще скажет, что еще выкинет. Потом поднялся, оглянулся на стол — не осталось ли чего важного, на ходу подергал ручку сейфа и уже возле двери обернулся.
— Пошли... Проведу тебя немного.
Дождь перестал и в городе сгустился легкий осенний туман. В ста метрах домов уже не было видно и только по серым контурам угадывались кирпичные громады. В мелких лужах на асфальте плавали листья, машины шли медленнее обычного, с зажженными подфарниками, в городе стало заметно тише, звуки словно вязли в густом тумане. Пафнутьев и Андрей некоторое время шли молча, постепенно удаляясь от прокуратуры и только свернув несколько раз, скрывшись от неизвестного наблюдателя, который, возможно, следил за ними, перебросились несколькими словами.
— Куда идем? — спросил Андрей.
— Есть тут одно приятное местечко... Недалеко. Выйдя на площадь, они свернули к скверу, прошли по пустынной аллее и, наконец, Пафнутьев остановился, приглашающе показал на скамейку недалеко от трамвайной остановки. На ней, видимо недавно кто-то сидел — осталась газетные листы.
— Прошу, — сказал Пафнутьев. — Я здесь когда-то целый час тебя ожидал... Как потом выяснилось, под прицелом хорошей штуковины, помнишь?
— Помню, — сказал Андрей, садясь и плотнее запахиваясь в плащевую куртку. — Кстати, а где эта штуковина? Цела?
— Уже понадобилась?
— Пока нет...
— Но заскучал по ней?
— Не знаю... Но лучше, когда она под рукой.
— Понадобится — скажешь.
— И маслины есть?
— Пришлось похлопотать.
Разговор продолжался в том же духе, немного странный разговор — Пафнутьев вроде бы отвечал на вопросы Андрея, тот тоже не отмалчивался, но в то же время посторонний человек, даже догадавшись о чем идет речь, ни за что не смог бы установить их отношение к той самой штуковине. Не прозвучало в разговоре ни явного подтверждения чего бы то ни было, ни прямого отрицания. Вот спросил Андрей про штуковину, цела ли, дескать? Что ответил Пафнутьев? Да ничего. Просто уточнил — понадобилась? И от ответа ушел, и дал понять — цела штуковина, в надежном месте, и все, что к ней требуется, тоже есть в наличии. А Андрей понял — не исключает Пафнутьев, что штуковина понадобится, не исключает и применения ее по прямому назначению.
— Где нашлись маслины-то? — спросил Андрей даже не надеясь на ответ, потому что знал — на подобные вопросы не отвечают.
— При обыске... В одном кабинете. Целая коробка.
— Тогда же?
— Да.
— Это хорошо, — Андрей зябко повел плечами, поднял капюшон куртки. — Как будем жить дальше, Павел Николаевич?
— Давай" решать. — Пафнутьев помолчал, пережидая пока перекресток проедет скрежещущий трамвай, пока снова установится тишина. — Если я правильно понял, ты готов начать боевые действия?
— Почему бы и нет?
— Не пойдет. Не те люди, не те цели. Простого продолжения не будет. Все сложнее... Бели ты их хлопнешь одного за другим, а ты сможешь... Они уйдут героями. Жертвами бандитских группировок. Невинными жертвами, Андрей.
— Пусть уходят, кем угодно. Лишь бы ушли.
— Нет. Они должны уши подонками.
— Вы меня, конечно, простите, Павел Николаевич... Но если я правильно понимаю... Сейчас вы с ними в одной связке?
— Они так думают.
— Они что — дураки?
— Нет, этого не скажешь.
— Значит, так не думают.
— Ты изменился, Андрей.
— В какую сторону?
— Конечно, в лучшую. Послушай меня... Немедленных действий прямо с завтрашнего утра не будет. От нас требуется спокойствие. Терпение. Выдержка. И готовность к действию.
— Вы тоже изменились, Павел Николаевич.
— И знаю, в какую сторону. Я стал опасливее. Я стал больше себя ценить. Я уже не могу сказать, что ничего не боюсь. Оглянись, Андрей. Мы живем уже не в той стране, в какой жили в прошлом году. Это совсем другая страна. Здесь действуют другие законы, нами правят другие люди...
— А я слышал, что Сысцов остался на месте?
— Значит, другие люди правят Сысцовым. Большую охоту устраивать не будем. Никаких отстрелов. Тихая, спокойная работа.
— Ложимся на дно?
— Что ты намерен делать? — спросил Пафнутьев, не отвечая. — Работать, учиться, шататься без дела?
— Надо работать... Мать чуть жива... И вообще.
— В прокуратуру пойдешь?
— Что?! — отшатнулся Андрей.
— А что... Биография у тебя прекрасная, рабочая биография. Ни в чем предосудительном не замечен, в дурных связях, сомнительных знакомствах не уличен. В армии отслужил, есть и специальность...