— И нас Уже ничто не сможет разлучить?
— Только этот дерьмовый Наполеон, которому ты отдал свою душу, свой разум, свои чувства! С которым ты изменяешь мне на каждом шагу! — мрачив закончил Пафнутьев.
— — Паша! — Худолей прижал, голубоватые, полупрозрачные ладошки к груди и посмотрел на Пафнутьева с такой преданностью, что тот не выдержал и произнес, все-таки произнес слова, которых так ждал от него несчастный эксперт.
— Я же сказал — за мной не заржавеет.
— Как ты мудер... Просто потрясающе, — облегченно проговорил Худолей. — Только одна просьба, Паша...
— Ну?
— Никаких Наполеонов!
— Заметано! — и Пафнутьев не задерживаясь, вышел из душной лаборатории.
Чем больше знакомился Пафнутьев с обстоятельствами угона «девятки», тем более крепло в нем понимание — в убийстве не было никакой надобности. Свидетели, которые видели происшедшее из окон окружающих домов, в один голос говорили — угонщиков было четверо. Следовательно, один человек, отнюдь не богатырского сложения, да еще с ребенком на руках, не мог им помешать. Они могли оглушить его, отшвырнуть, попросту избить так, что тот не оказал бы им никакой помехи, но всадить нож в спину, нанести удар заведомо смертельный, с какой-то сумасшедшей уверенностью, что так и надо поступать...
Все это озадачивало. Обычно угонщики не шли на мокрые дела, не усложняли себе жизнь, понимая, что угонов за сутки случается несколько десятков и по каждому случаю возбуждать уголовные дела, затевать сложные расследования никто не будет.
Самое печальное было еще и в том, что убитый оказался посторонним человеком, соседом. Машина принадлежала не ему, не из-за своей машины он погиб так неожиданно. Гуляя с ребенком, уже собираясь уходить домой, он увидел, что несколько человек орудуют у соседской машины. И, не раздумывая, вмешался, видимо, хотел предотвратить угон, никого не задерживая, никого ре стремясь наказать.
У машины возились трое, к ним он и подошел. Успел одного из них ,вытащить из-за руля, успел оттолкнуть второго...
Но тут откуда-то появился четвертый...
Медэксперт стоял рядом с Пафнутьевым и скорбно ждал, пока тот закончит осмотр тела и начнет задавать вопросы. Его прозрачные глаза, до невероятных размеров увеличенные толстыми стеклами очков, казались какими-то водяными существами за аквариумными стенками.
А Пафнутьев не столько рассматривал лежащее перед ним тело, сколько пытался представить себе происшедшее, снова и снова повторяя про себя строчки протокола осмотра, который подготовил Дубовик. Трое в деле, один в засаде. Грамотно... Если нет неожиданностей эти трое спокойно уезжают. Четвертый остается на месте происшествия и наблюдает за событиями. Если начинается суета, вызов милиции и прочее, он может вмешаться и дать показания, которые наверняка собьют с толку любого...
— Был только один удар? — Пафнутьев кивнул в сторону трупа.
— Увы, да.
— И никаких других повреждений? Ударов, ушибов, ссадин?
— Нет... Этого оказалось вполне достаточно.
— А что вы можете сказать о самом ударе?
— Сильный удар... Глубокий. Необычно глубокое проникновение ножа.
— Так бывает нечасто?
— Почти не бывает. Знаете, я бы употребил такое слово... Продуманный удар, если не возражаете.
— Как я понимаю, случайный человек такого удара нанести не сможет?
— Вряд ли... Сзади, чуть пониже ребер... Это надежно.
— Надежно для чего?
— Чтобы лишить человека жизни, — назидательно пояснил эксперт, сочтя, видимо, вопрос Пафнутьева не очень умным.
— Следовательно, можно сказать, что такая цель была — лишить жизни?
— Сие есть тайна... Мне трудно говорить о том, какая цель была у автора удара... Если вы позволите мне так выразиться.
— Выражайтесь, как вам будет угодно. А нож? Что можно сказать о ноже?
— Если вы позволите мне сделать предположение...
— Позволяю! , — Длина лезвия около двадцати сантиметров... Это много. Ширина... Около трех сантиметров... Это — тоже необычная ширина... Не исключаю, что ширина могла составлять и четыре сантиметра.
— А точнее сказать нельзя?
— Нельзя, — эксперт чуть обиженно поджал губы. — Дело в том, что убийца не только нанес удар, но и провернул нож внутри... Повреждения внутренних органов очень большие. У этого человека, — эксперт положил руку на труп, — не было шансов выжить. Убийца знал куда бить и знал, какие будут последствия.
— Значит, все-таки была цель — убить?
— Сие есть тайна великая... Но сказать так.., можно. Вот посмотрите, — эксперт хотел было отдернуть простыню, чтобы показать Пафнутьеву поврежденные органы, но тот решительно пресек эту попытку.
— Нет-нет, — Пафнутьев задернул покрывало. — Верю на слово. Скажите, вы встречались в последнее время с такими вот ударами, с такими последствиями?
Увеличенные стеклами глаза эксперта сделались еще больше, на какое-то время замерли в неподвижности, потом, оторвавшись от лица Пафнутьева, медленно шевельнулись, нащупали тело, лежащее на толстом каменном основании с углублением, потом снова шевельнулись, и Пафнутьев скорее догадался, чем увидел — эксперт смотрит ему прямо в глаза.
— Должен вас огорчить... Не припоминаю.
— Почему же огорчить, — невольно усмехнулся Пафнутьев. — Я счастлив, что такого больше не было. Надеюсь, и не будет.
— К нам сюда попадают люди только в исключительных случаях... Вроде вот этого... А что касается удара... Позволю себе предположить, что не все удары того человека приводят к таким вот результатам.
— Вы так думаете? — спросил Пафнутьев механически, чтобы что-то ответить и вдруг почувствовал беспокойство, чем-то его встревожили последние слова эксперта, который выражался хоть и церемонно, но достаточно точно. Где-то рядом была догадка, но в чем она заключалась, к чему вела, Пафнутьев понять не мог. — Вы так думаете? — снова повторил он свой вопрос, пытаясь понять, осознать — что зазвенело в нем после невинных слов эксперта, какая связка наметилась.., — Простите, как вы сказали? Повторите, пожалуйста, ваши последние слова.
— Хм, — эксперт дернул острым плечом, которое казалось еще острее от угластого, накрахмаленного халата. — Я позволил себе предположить, что не все удары, ножевые удары этого человека приводят к последствиям столь необратимым.