- Матерью клянитесь! - с неожиданной твердостью потребовал Ерхов.
- Клянусь. - Пафнутьев не отвел глаз в сторону, не моргнул.
- Хорошо... - вздохнул Ерхов. - Приговор себе подписываю... Ну, ладно... Запоминайте, - и он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.
***
Худолей негромко постучал в дверь, приоткрыл ее и из коридора, не смея даже голову просунуть в дверной проем, не столько голосом, сколько глазами, спросил:
- Позвольте, Павел Николаевич?
- А, Худолей! - закричал Пафнутьев - он каждого приветствовал так радостно, будто долго ждал этого человека и вот наконец мечта его заветная исполнилась и он увидел того, кто принесет ему счастливое известие. Заходи, дорогой! Давно тебя жду!
Худолей кивнул, словно проглотил что-то, осторожно перешагнул порог, закрыл за собой дверь и медленно приблизился к столу какой-то странной походкой - ставя носки туфель немного внутрь, отчего весь делался несчастным и зависимым.
- Садись! - Пафнутьев широким жестом указал на стул у приставного столика.
- Спасибо... Я постою, - пробормотал Худолей, глядя в сторону. О, как изменился эксперт за последние полгода! Что делает с людьми трезвость, во что она их превращает! - мысленно воскликнул Пафнутьев, глядя на Худолея и вспоминая его горящие хмельные глаза, полные страсти и вожделения, вспоминая, как он дерзко и убежденно, с порхающими ладошками делился самыми тайными своими мыслями, желаниями, заранее зная, что они имеют право на жизнь, что достойны они и приличны, хотя и сводились в конце концов к приличной выпивке, хотя многие осуждали его за приверженность к коварному зелью, осуждали и даже - кляли. Сейчас же стояла перед Пафнутьевым бледная тень прежнего Худолея, и ее единственное преимущество перед прежним Худолеем заключалось в трезвости. Очень сомнительное, между прочим, преимущество - грустно думал Пафнутьев, глядя на поникшего эксперта.
- Ну, что ж, - сказал он. - Если тебе так больше нравится.., стой. Порадовать пришел?
- Нет, Павел Николаевич... Огорчить.
- Ну, давай... Огорчай. Опять, наверно, что-нибудь пропало?
- Пропало.
- Что на этот раз?
- Взрывчатка.
- Какая взрывчатка? - встрепенулся Пафнутьев. - Да сядь ты уже, ради Бога, не могу я смотреть, как ты стоишь и раскачиваешься!
- Может быть, я и раскачиваюсь, Павел Николаевич, может быть... Но не от пьянства, - с назидательной горделивостью произнес Худо-лей. И добавил еще более назидательно:
- Вот так.
- Если бы ты знал, как я сожалею о прежних временах, когда ты раскачивался от пьянства!
- Я тоже о них сожалею... Но это была молодость, Павел Николаевич.
- Тогда все прекрасно! Молодость вернется" Худолей.
- Вы думаете? - с надеждой спросил эксперт.
- Уверен. Давай подробности - что, где, когда, сколько?
- В нашей кладовке, если вы помните, лежат, вешдоки... Вещественные доказательства, другими словами...
- Да знаю я, что такое вещдоки! - с раздражением воскликнул Пафнутьев. - Дело говори!
- Во время обыска, если вы помните, были изъяты взрыв-патроны... Упаковка... Двенадцать штук...
- Ну? - произнес Пафнутьев, охваченный дурными предчувствиями. Он прекрасно помнил эти роскошные, красивые в своей убойной мощи патроны, изготовленные в какой-то чрезвычайно развитой стране. В цилиндр размером с телефонную трубку были вмонтированы часы, которые позволяли устанавливать время взрыва. Пришел ты, к примеру, в кабинет к плохому человеку, изловчился, сунул ему в тумбочку, в корзину для бумаг, в книжный шкаф, в холодильник, в портфель, под креслом выискал симпатичное местечко - и ушел. А ровно через два часа с четвертью, или через час с половиной - как ты сам того пожелаешь, раздается мощный взрыв, от которого мало что уцелеет. Дом, конечно, уцелеет, но от кабинета и его обитателя останутся одни воспоминания. Упаковку таких патронов удалось изъять во время одного из обысков в коммерческой палатке, торговавшей поддельной водкой и отвратительной бельгийской колбасой. Теперь Худолей докладывает, что патроны пропали. А Пафнутьев сам на них глаз положил, уж больно они ему понравились, и подумал он, преступно подумал о том, что патроны эти могли бы в трудную минуту очень пригодиться.
- Значит, так... Открываю я сейчас дверь... В порядке была дверь, замки не повреждены, следов отжима нет, да там и невозможен отжим, и в кладовке все в порядке... А пакета нет.
- Но его же невозможно унести в руках!
- Почему? - слабо улыбнулся Худолей. - Очень даже запросто. Этот пакет и в сумку поместится, и в портфель, а если завернуть его в газету, то он вполне сойдет за связку книг, коробку от обуви. И потом, знаешь... Он же мог их по одному выносить, если так легко в кладовку проникает.
- Так, - крякнул Пафнутьев. - Так, - повторил он, положив тяжелые кулаки на стол. - Когда у тебя пропала фотопленка, мы знали кого подозревать, правильно?
- Знали, - кивнул Худолей.
- Кого подозреваем сейчас?
- Паша, - Худолей решился, наконец, назвать Пафнутьева по имени, как он называл его в прежней своей плохой и недостойной жизни. - И тогда, и сейчас проделал свой... Наш.
- С ключами у тебя порядок?
- Паша! - Худолей прижал к груди худенькие голубоватые ладошки. - Как перед Богом!
- Не надо так высоко... Опустимся пониже... Кто знал об этих прекрасных патронах? Ах, какие были изделия! - сам себя перебил Пафнутьев. - Какие патроны! - простонал он. - Помнишь? Верхний колпачок поворачиваешь, напротив риски устанавливаешь время, через сколько часов и минут должен произойти взрыв... И пожалте! Хоть лучшему другу в машину сунь, хоть под воду, хоть в унитаз... Взрыв произойдет неизбежно! А, - крякнул Пафнутьев. - Жаль! Так кто же все-таки о них знал?
- За мной тупик, - скорбно сказал Худо-лей. - Со своими приятелями я порвал... К сожалению. Да они и не интересуются такими вещами, у них другие забавы.
- Помню, - кивнул Пафнутьев.
- Знать о патронах мог только человек, который участвовал в той операции, - Худолей исподлобья посмотрел на Пафнутьева, давая понять - от тебя, Паша, цепочка тянется.
- А кто участвовал? - спросил Пафнутьев. - Ты да я! И все!
- И двое оперативников, - подсказал Худо-лей негромко, но настойчиво. - И двое понятых, которые протокол подписывали... Оперативники приехали на машине, там был водитель...