- Прошу прощения, - сказал Худолей, усаживаясь на заднее сиденье.
- Павел Николаевич говорит, что у вас есть какие-то соображения об этом взрыве? - спросил Андрей, и опять Пафнутьеву не понравился его вопрос. Он не должен был выдавать Худолею тему их беседы, тем более с подробностями, которые касались дела.
- Соображения? - удивился Худолей. - У меня? Что-то вы с Павлом Николаевичем путаете. В своем время у меня были соображения, и я частенько соображал... Но теперь все кончились.
Какой ни бестолковый человек был Худолей, но во всем, что касалось работы, неизменно соблюдал чрезвычайную осторожность, и вызвать его на разговор, на откровенность, обсудить с ним подробности... Это не всегда удавалось даже Пафнутьеву. Андрей явно взял на себя непосильную задачу.
Банк Фердолевского на первом этаже блочного дома был виден издали. Вертелась в сумерках милицейская мигалка, светились фары еще нескольких машин. Пафнутьев отметил светлый корпус машины "скорой помощи". Толпились и люди, но немного, а если кто и задерживался, то ненадолго, тут же уходил по своим делам. И тому были свои причины. Во-первых, и взрывы в городе гремели не так уж редко, да и к банкирам мало кто испытывал сочувствие в подобных случаях. Многие ощущали даже удовлетворение, будто свершился наконец акт возмездия, восторжествовала справедливость и теперь жизнь пойдет куда лучше. За два-три года надсадного капитализма о банкирах сложилось устойчивое мнение как о мошенниках, обманщиках, проходимцах. Теперь уже нескоро удастся им избавиться от этого клейма, если вообще когда-нибудь удастся. Слишком много пострадавших они оставляли на своем пути в счастливое завтра - обманутых, обобранных, ограбленных.
Выйдя из машины, Пафнутьев решительно направился к входу. За ним семенил Худолей, перекошенный тяжелой сумкой. Его широкие штанины хлопали на зимнем ветру, как потускневшие знамена. Последним шел Андрей - из чистого любопытства решил взглянуть на место происшествия. В узком коридоре Пафнутьеву показалось даже тесновато, хотя людей здесь было и немного. В воздухе стояла пыль, запах гари, вонь дымящейся пластмассы. Услышав голос Шаланды, Пафнутьев направился туда и в конце коридора увидел место взрыва. Вывернутые двери, обгоревшие стены, дымящаяся аппаратура - факсы, компьютеры, пишущие машинки, телевизор. Вместо экрана чернела какая-то жутковатая яма, обнажившая прокопченные внутренности телевизора.
- Ну что, Паша! - воскликнул Шаланда. - Начинаем привыкать к новому виду преступлений! А?
- Привыкнем, - кивнул Пафнутьев.
- Неплохо рвануло, ох, неплохо! - Шаланда, казалось, был даже в восхищении от случившегося.
- Есть жертвы?
- Пострадавший один - господин Фердолевский. Владелец банка. Понес большие материальные убытки. - Шаланда показал на обезображенную технику. Не знаю даже, оправится ли, не знаю!
- Оправится, - произнес сам Фердолевский, входя в приемную из своего кабинета. Был он высок, полноват, в движениях замедленный, в каждом жесте ощущалась значимость, достоинство, даже состоятельность. Он пожал руку Пафнутьеву, и тот, сам того не желая, ощутил даже некоторую польщенность, хотя знал, прекрасно знал, что видит перед собой самого что ни на есть бандюгу и крупнейшего мафиози в городе, не считая, конечно, Неклясова. И Худолея поприветствовал банкир, тоже пожал руку, правда, на лице его возникло некоторое недоумение, уж больно тоща ладошка была у Худолея, неужели, дескать, и такое может быть? Андрея он попросту не увидел, безошибочно определив, что тот не относится к числу людей, которых он должен приветствовать. Но Андрей уже привык, что не везде водителей приветствуют так же, как и руководство. Он лишь усмехнулся понимающе, мол, знаком я с повадками криминальных банкиров, которые больше всего озабочены тем, как подчеркнуть собственную значимость.
- Ну, что у вас тут опять случилось? - спросил Пафнутьев, пройдя вслед за Фердолевским в кабинет. Здесь тоже были признаки разрушения ввалившаяся внутрь дверь, сорванные шторы, рухнувшая люстра из хрусталя видимо, немало потратил банкир денег, чтобы создать в своем гнезде обстановку уюта, благонадежности.
- Сами видите, - Фердолевский развел руки в стороны и окинул взглядом следы разрушения. - Громят нашего брата банкира. Видимо, таким образом добиваются социальной справедливости. - Фердолевский попытался уколоть Пафнутьева как представителя официальной власти.
- Вы что, в самом деле думаете, что взрыв устроили старушки, которых вы ограбили?
- Мы ограбили?!
- Константин Константинович, - медленно произнес Пафнутьев, и пока выговаривал длинное, слишком длинное имя-отчество Фердолевского, тот успокоился и немного остыл. - Не будем о старушках, не будем о грабежах... Поговорим о взрыве. Когда это случилось?
- Ну... Теперь уже больше часа назад.
- Кто пострадал?
- Я. Больше никто. Взрыв произошел, когда все уже покинули помещение. Секретарша уходит в пять, в других отделах могут задержаться... Где-то в половине шестого и бабахнуло.
- Значит, убытки только материальные?
- А репутация?! Павел Николаевич, а репутация? Теперь все будут знать, что это банк, который иногда взрывается! Представляете?
- Думаю, основных клиентов не лишитесь.
- Почему вы так решили?
- Потому что ваши основные клиенты больше всего ценят доверительность отношений, ну и прочие мелкие подробности, о которых мы с вами знаем, но говорить не будем.
- Нет, отчего же! - в запальчивости воскликнул Фердолевский, но тут же смолк, поняв, что в самом деле не стоит обострять эту тему.
- А потому, Константин Константинович, - Пафнутьев произносил это имя старательно, выговаривая каждый слог, - что ваши отношения с основными клиентами носят криминальный характер. И только общая неразбериха в стране позволяет вам не только существовать, но и процветать.