- Прошу,- сказал Андрей, справившись, наконец, с замками. Дверь открывалась на себя, что вполне соответствовало современным представлениям о безопасности. Дверь, которая открывается в квартиру, куда легче высадить и мощным плечом, и хорошим грамотным взрывом.
Не раздеваясь, Надя прошла через прихожую, с интересом осмотрела комнату, задержавшись взглядом не на шторах или ковре - она оценила размеры окна, встроенных шкафов, расположение кухни. Потом толкнула дверь во вторую комнату.
Она оказалась запертой.
- А там что? - спросила Надя у Андрея.
- Не знаю... Хозяйка снесла туда свои вещи и заперла. А в этой разрешила жить.
- Так ты снимаешь эту квартиру? А говорил, что это явочная база?
- Это ты говорила,- усмехнулся Андрей.
- Но ты не возразил!
- А я еще не знаю - можно ли мне возражать. Не все терпят слова, сказанные поперек.
- Почему же здесь нет твоих вещей?
- Откуда тебе известно, где вещи мои, а где чужие?
- Не узнать казенные вещи невозможно. Они криком кричат о себе.
- Ну и пусть кричат,- проворчал Андрей.- Раздевайся, а я пока кое-что приготовлю.
- Приготовь,- разрешила Надя и, вернувшись в прихожую, повесила на крючок свой плащ. На вешалку тоже посмотрела с насмешкой - она была совершенно пуста. Из дюжины крючков занятыми оказались только два - на одном висела куртка Андрея, а на другом его кепка.
"Суду все ясно и понятно",- проговорила про себя Надя и повесила свой плащ рядом с курткой.
Заглянув на кухню и понаблюдав, как Андрей режет сыр на голом столе, как пытается открыть бутылку вина с помощью ножа, как хлопает дверцами в поисках хлеба, хотя хлеб хозяева обычно берут, не глядя, не задумываясь, просто протянув руку в нужном направлении. Вернувшись в комнату и подойдя к окну, Надя отдернула штору. Окно выходило на улицу, залитую неоновыми рекламами, освещенную радужным светом из киосков. Под самыми окнами Надя увидела две большие темные машины - "джип", опутанный сверкающими никелированными трубами, и "мерседес" со звездочкой над радиатором.
- Вот дебилы-то, Господи! - вырвалось у нее, и она поспешно задернула штору.
В комнату вошел Андрей и расположил на журнальном столике красное грузинское вино, сыр, апельсины и коробку конфет в хрустящем целлофане. Коробка была настолько нарядна, настолько ярко расписана цветами, что Наде сразу стало ясно - какая-нибудь голландская отрава из гороха вместо шоколада. Нечасто, значит, приходится Андрею угощать женщин конфетами, иначе сообразил бы, что заморские заменители лучше использовать в других случаях.
За окном трижды прогудела машина.
И хотя ни Андрей, ни Надя вроде бы не ждали гостей, оба почему-то обратили внимание на эти гудки и настороженно взглянули друг на друга.
- Там что, улица проходит? - задала Надя странный какой-то вопрос, будто имело значение - проходит за окном улица, переулок, простирается площадь или городская свалка.
- Проходит,- Андрей махнул рукой. Нашла, дескать, о чем спрашивать,- Как ты относишься к красному вину?
- Так же, как и оно ко мне! - рассмеялась Надя.- Наливай!
Вынуть пробку Андрей так и не сумел и потому просто протолкнул ее внутрь подвернувшейся вилкой. Вино оказалось густого красного цвета с душным, терпким запахом. В хрустальном стакане оно смотрелось празднично и многообещающе.
- Будем живы! - Андрей поднял свой стакан, коснулся им стакана Нади и подмигнул ей, не робей, дескать.
- Ну, что ж,- в голосе Нади прозвучала настороженность, она словно прислушивалась, словно ждала кого-то. Но стояла тишина, и, отпив несколько глотков, она поставила стакан на стол.
Ив этот момент прозвучал звонок в дверь.
И Андрей, и Надя быстро взглянули друг на друга - в их взглядах было понимание, они будто ждали чего-то подобного.
Звонок прозвучал еще раз, настойчивее и длиннее, но ни Андрей, ни Надя не поднялись со своих кресел.
- Еще по глоточку? - спросил Андрей.
- Чуть позже,- ответила Надя, напряженно глядя в прихожую.
Убедившись, что на звонки никто не отвечает, гости принялись колотить в стальную дверь ногами - металлическая плита отзывалась глухо, в ее сдержанном гуле чувствовалась надежность. На площадке слышались возбужденные голоса, говорили мужчины крупные и гневные, перебивая друг друга. Иногда все они замолкали, но тут же снова начинали не то ссориться, не то убеждать в чем-то друг друга.
- Что будем делать? - спросила Надя.
- Ждать,- спокойно ответил Андрей.- Это самое прекрасное состояние ждать.
- Чего?
- Развития событий.
- И долго?
- Думаю, не очень,- Андрей очистил апельсин и протянул Наде, но та отрицательно покачала головой. И тогда Андрей съел апельсин сам. Потом съел еще один. Грохот продолжался, иногда в него вплеталась пронзительная трель звонка.
Потом наступила тишина, особенно пугающая оттого, что секунду назад квартира чуть ли не содрогалась от грохота. И в этой тишине вдруг раздался дребезжащий звонок телефонного аппарата. Звонки были разной длины - то совсем коротенький, то длинный, но все они какие-то слабенькие, негромкие.
Надя смотрела на телефон с немым ужасом, потом поднялась, чтобы взять трубку, но Андрей остановил ее и снова усадил в кресло.
- Что это значит?
- Ничего особенного... Телефон у нас спаренный, поэтому, когда сосед набирает номер, здесь звенит нечто, вроде эха... Не обращай внимания.
- У меня тоже спаренный телефон, но такого перезвона нет,- с сомнением проговорила Надя. - - Значит, тебе повезло,- поднявшись, Андрей переставил столик в глубь комнаты, почти к самому окну.
- А это зачем? - удивилась Надя.
- Мне кажется, тут будет уютнее... Там, в прихожей, шумно. Тебе не показалось?
- Да, немного есть,- ответила Надя.- Это у тебя часто?
- Первый раз.
Странный происходил между ними разговор. Оба вели себя так, будто все происходящее вполне естественно, что так и должно быть - к ним обязательно будут ломиться, сотрясая стальную дверь, будет дребезжать телефон, хотя по всем телефонным законам звенеть он не должен, даже если и спаренный, что придется отодвигать столик с вином в самый дальний угол комнаты и говорить при этом о чем-то постороннем, а о самом главном, что между ними происходит, что действительно стоило обсудить подробно, об этом ни слова - ни о девочке, чудесным образом воскресшей из мертвых, ни о людях, громыхающих на площадке и уже, наверное, поднявших на ноги весь дом, ни о больших черных машинах под окнами, машинах явно бандитского пошиба...