Контингент здесь подобрался довольно спокойный. Может, Сивуха намеренно выбрал этот дом первым, чтобы охоту возить его по старым друзьям не отбить, а может, и правда считал, что от компании с кладбища пользы будет больше всего. Так или иначе, но, несмотря на скудость обстановки и явную привязанность компании к «зеленому змию», обращались здесь друг к другу уважительно и по имени. На гостей реагировали спокойно, Сивуху встретили как родного. Гостинцу в виде дешевого пойла обрадовались, и как только расселись вокруг стола и приняли по первому стакану, на незнакомцев и вовсе перестали обращать внимание.
Речь о Ванечке Косыгине завел самый молодой из жильцов развалюхи у кладбища, сорокалетний узбек по имени Азиз. Вспомнил он о нем после того, как Сивуха поделился деталями убийства Андрея Орехова. Эта тема сразу стала ключевой в разговоре. Слухи и сплетни по городу расползлись за пару часов, история моментально обросла множеством кровавых, а порой и мистических подробностей, и присутствующим хотелось выяснить, что из всего услышанного соответствует действительности, а что – откровенный треп.
Сначала никто не понял, с чего это Азизу на память Ванечка пришел, уж больно издалека тот начал. Сперва вспомнил, как ловко Ванечка умел бабок на базаре на закуску разводить: подойдет, пару-тройку баек расскажет, одной замшелой старушке комплимент по поводу внешности отвесит, у другой ботинки похвалит, мол, по моде обувается, у третьей сходство с популярной актрисой отыщет. Не историей, так лестью зацепит, а после, вроде как невзначай, огурчики похвалит или запахом пирожков восхитится, старушки и растают. Надают Ванечке полны руки, ешь, мол, не жалко. Тот закусь в общий котел, и все довольны.
Потом к похоронам Ванечки перешел, вернее, к их отсутствию. Жалко, говорит, что похоронить его некому было. Могилки у Ванечки нет, а то бы он, Азиз, наверняка к нему захаживал. Хороший был человек Ванечка, душевный. Поди разберись, за что такая смерть страшная его постигла. После этих слов до Сивухи дошло, куда Азиз клонит. Он аж стакан из рук выпустил, так расстроился, что сам про Ванечку не вспомнил. Заикаться начал, все спешил вперед Азиза полковникам объяснить, чего ради речь о Ванечке зашла.
Оказалось, участь у Косыгина не завиднее ореховской. До своей злополучной смерти Ванечка Косыгин считался чем-то вроде «переходящего красного знамени» в среде маргиналов, потому что постоянного ночлега не имел. К какой группе приблудится, там и ночует. Недельку у одних погостит, месяц у других перекантуется, обжиться не успеет, глядишь, дальше пошел. Как ни странно, принимали Ванечку везде. Хоть в уголовной компании, хоть в группе опустившихся интеллигентов, хоть в притоне наркоманов он всегда был желанным гостем.
Год назад, также по летней поре, случилось Ванечке заночевать недалеко от Турынинских Двориков, место есть такое в Калуге, недалеко от очистных сооружений и турбинного завода. Там, у заводского причала, нашел себе симпатичное местечко, бросил полудошку на землю – вот и временное пристанище. Почему там? Кто теперь разберет… Может, ностальгия привела. Ванечка помнил времена, когда жизнь здесь била ключом: с причала на баржи грузили турбины, по Оке до самого Алексина курсировали мощный катер «Луч» и его меньший брат, ласково прозванный причальными работниками «мальком», и народу всегда валом. Теперь оба катера доживали свой век на приколе, ржавея от времени и ненужности, а народ рассосался, подыскав места более денежные.
Из охраны на базе только две собаки и остались. Умные, правда, собаки. Они Ванечку и нашли, и людей к нему привели, а уж люди полицию вызвали. Полиция приехала к обеду следующего дня. Задержались не из лени, а так уж сложились обстоятельства. Пока собаки Ванечкину окровавленную полудошку в жилой сектор притащили, пока прохожие на оборванный предмет, торчащий из пасти пса, внимание обратили, пока активист нашелся, которому не лень стало за собаками к причалу ковылять, полдня и прошло. А полиция что? Как сигнал поступил – так и выехали.
Ни Сивуха, ни Азиз, ни другие члены компании тела Ванечкиного не видели, но по слухам, что ходили в то время по городу, представляли смерть Косыгина событием из ряда вон выходящим. Если Орехову досталось тридцать восемь ножевых ран, то Косыгину – вдвое больше. Сплетники говорили, что исполосовали Ванечку так, точно на ленточки разделить намеревались. На теле ни одного места нетронутым не оставили, даже пятки искромсали. А уж что с руками сотворили – про то и вспоминать страшно. Все десять пальцев откромсали, часть на дороге бросили, а часть с собой забрали. Будь собаки с причала чуть подурнее, ничегошеньки от Ванечки не осталось бы, все до косточек псы бы обглодали.