Здорово держит себя в руках, подумал Хейдьюк. Как мог он забыть этот голос? Эту холодную ирландскую хорошо контролируемую истерию. Господи, как же он меня ненавидит сейчас! Ненавидит кого-то, вообще говоря.
Радио замерло на секунду — сразу несколько голосов попытались ответить одновременно. Все умолкли. Пробился один голос, громкий и ясный.
— КВ-5, КВ-6.
— КВ-5.
— Мы видели машину двенадцать минуту назад. Шла на юг по Второй улице между Федеральной и Горной.
— Десять-четыре, КВ-6. Все мобильные подразделения, кроме машины четыре, немедленно направляетесь в центр города; 10–99; 10–99, машина двенадцать. КВ-34, КВ-5.
Хейдьюк ухмыльнулся. Теперь они все вызывают Холла. Он добился своего.
— КВ-34, КВ-5. Ответьте, пожалуйста.
— КВ-34.
— Десять-девять?
— Десять-два?
— Десять-девять?
— Что?
— Где ты, Холл, черт тебя дери?
— КВ-34 дистанционный.
— А кто же за рулем двенадцатой?
— Не знаю.
Хейдьюк взял микрофон, нажал кнопку передатчика и сказал:
— Я, чертовы дармоеды. Развлекаюсь немножко в вашем дерьмовом городке на два очка, ясно? КВ-34, конец связи.
— Десять-четыре, — сказал диспетчер. Пауза. И потом: —Пожалуйста, кто говорит?
Хейдьюк подумал минутку. — Рудольф, — сказал он. — Вот кто.
Снова пауза.
— КВ-5, это КВ-6.
— Валяй.
— Мы видим объект. По-прежнему направляется на юг.
— Десять-четыре. Готовьтесь к перехвату.
— Десять-четыре.
— Десять-четыре, дерьмо, — сказал Хейдьюк в микрофон. — Вы еще поймайте меня сначала, сосунки тупоголовые, мать вашу… — На мгновение он пожалел, что не может как-нибудь услышать свою передачу. Конечно, все это записывалось на пленку в полицейском участке. Он вдруг вспомнил, что есть такая штука, которая называется «отпечатки голоса» — звуковой аналог отпечатков пальцев. Возможно, он еще услышит свою радиопередачу — попозже, в конце концов. В судебной палате Аризоны. Вместе с важными, серьезными присяжными. Черт бы побрал их взгляды.
Голос по рации:
— Предупреждаем, что Федеральная Комиссия по вопросам связи ведет мониторинг всех радиопередач, и что злоупотребление полицейской радиосвязью или брань является государственным правонарушением.
— К черту Федеральную Комиссию по вопросам связи. К черту всех копов Флегстафа. Плевал я на вас с высокой каланчи.
Ухмыляясь в темноте, бесшумно пролетая по почти пустым в этот час улицам, он ожидал ответа. Ответа не последовало. Тогда он сообразил, что все еще сжимает в руке микрофон, нажав на кнопку трансмиттера, и что при этом он перекрывает весь канал. Он бросил микрофон и сосредоточился на дороге. Радиосвязь возобновилась — устойчивый поток спокойных, уверенных, жестких мужских голосов. Вот что я тебе скажу, подумал он, поедем-ка мы к железной дороге. Она всего в квартале отсюда. Сирены позади, крушение впереди.
На железнодорожном пересечении замигали красные огоньки. Предостерегающе прозвучал сигнал колокола. Приближается поезд. Впереди уже повисли деревянные рейки шлагбаума. Он проскочил под первой и вжал до отказа тормоза, намертво остановив машину как раз посредине колеи. Он поглядел в обе стороны и увидел сквозь ревущую темноту сверкающий свет приближающего локомотива, почувствовал гром стальных колес, услышал пронзительный гудок дизеля. В ту же секунду он услышал завывание полицейских сирен, менее чем в двух кварталах за собой увидел летящие на него синие проблесковые огни.
Хейдьюк выскочил из машины Холла в самом центре железнодорожного пересечения. При этом, однако, он успел прихватить с собой ружье, шлем и фонарь с шестью батарейками. Поспешно ретируясь с места своего преступления, с полными руками и сердцем, отчаянно бьющимся от радости, он услышал — сквозь визг тормозов, рев сирен — один цельный, мощный металлический удар, продолжительный, глубоко удовлетворяющий.
Он глянул через плечо. Ведущий локомотив с тремя дополнительными блоками питания, скрежеща тормозами, подгоняемый инерцией 125 товарных вагонов, катился по рельсам, толкая своим железным носом труп патрульной машины, дробя железо о сталь, взметая снопы искр. Машина перевернулась, бак с горючим проломился, взорвавшись шафрановым и синим пламенем, — скользящий костер, осветивший по пути ряд товарных вагонов на запасном пути, задний фасад отеля «Монтесума» (комнаты на 2 доллара дороже), несколько телеграфных столбов, рекламный щит («Добро пожаловать во Флегстаф — сердце прекрасного Севера!») и покинутую, всеми забытую, антикварную водонапорную башню Атчисона, Топека и Санта Фе, Депо Флегстафа.