стный во цвете лет. Каков, а?.. Спаситель матерей-одиночек!.. Гогочите на здоровье, а я сматываюсь — сытехонек!.. Да и угрызения совести терзают меня… Вы смердите, свиненыш! Мотайте отсюда, паскудник! Вот что говорило мне мое самолюбие… Негодяй, шпана! Так называл меня Состен… И тайным женолюбом… Щеголял своей образованностью… Тоже из мошенников… Лишил меня всякой возможности чего-нибудь добиться, своими индустанскими трансами устраивал мне ловушки… Я дух не успевал перевести среди злосчастий… Немало накопилось у меня на душе против этого монгола и его ворожбы! Никогда мне не выбраться!.. Изломал он меня, опутал своими чарами, подчинил им и тело мое, и голову, и биения сердца… Я ощущал их явственно… Эта внутренняя дрожь, неестественная даже при моей горячке… при моих расшатанных нервах… Безответственный, это точно… Пойти сообщить об этом Мэтью — уж он покажет мне безответственность, будет покоен, красавчик мой!.. Петля, петля! Только о том он и помышлял… Вот такие мысли роились в моей голове, слово в слово… Виселица Мэтью для меня, поток яростной брани на франко-английском наречии, переиначенные на блатной лад словечки, а сквозь все это пробивался Каскад, сиплый его голос, его попреки… Словом, отпущено мне полной мерой!.. Я слушал, слушал, и у меня начинала кружиться голова. Я хватался за край стола… Возникал вдруг ропот голосов, звучавших все громче и громче… Похоже, женщины, целая орава… И вновь попреки: «Почему не женишься на ней?» А ведь верно!.. Прекрасная мысль!.. Меня точно озарило, я заскакал от радости. Боже, какое счастье!.. Ну конечно! Великолепная мысль! Раз… и женился!.. Вот занятно… Все улаживается… English, черт возьми! Быстренько зарегистрировать брак и отсчитать 4 шиллинга 6 пенсов чиновнику отдела актов гражданского состояния… Поставьте вот здесь вашу подпись, молодой человек… Теперь обменяйтесь поцелуем… Ура! Всего-навсего четверть часа, и кончено!.. Патент и поцелуйчик!.. Дядюшка счастлив: иди ко мне на коленки, зятек! Объятия… Живо представлял себе сцену. Меня просто трясло от восторга… Надежда, солнце, любовь! Мне вновь померещилось счастье, как в тот вечер в саду: Купина неопалимая, сияющий праздник для нас двоих, возносящихся на небеса, восторгания и прочее. Парочка блаженных!.. И тут — трах-тарарах! Все рушится с треском!.. Набежало облако, все расплывается, меркнет. Вновь меня гложут сомнения, вновь колебания, вновь невнятность… Дядя никогда не даст своего согласия — это во-первых! Он проклянет меня, задыхаясь от ярости, передаст нас в руки жандармов, и конец безумствам… С ума можно сойти, сколько разочарований таит в себе оптимизм! Зеркало для простачков… Подлинная жизнь не окрашена в розовый цвет… Я вновь погрузился в черноту, чертыхался над своими склянками, разговаривал с собой, самому себе кричал истины. Я был так возбужден, что не замечал, чем занимаюсь. Совсем запустил работу!.. Надо было спешно полоскать, приналечь, дать стечь воде и тотчас же браться за другое… Все отнести Состену, а главное, поменять воду в дальнем конце чердака — такие помои!.. Но я был слишком ошеломлен, слишком занят взвешиванием «за» и «против». Я думал о том, как выйти из положения. И вдруг пришло решение!.. Я потолкую с этими мастаками! Хватит уж травить меня!.. Речь идет о матери и ее ребенке, а я его отец!.. Дьявольщина, не то! Решаюсь неожиданно идти от обратного… мелькнула вдруг мысль… Они просто обалдеют! Вырвать из сердца нежное чувство!.. Нет, не годится! Я ее вырву из лап этих злодеев, этих старых ревнивых скотин-маньяков!.. Довольно разврата и непотребства! Я возжаждал безупречной нравственности… Да ну ее к черту, к едрене матери все!.. Кидаюсь из крайности в крайность… Сбегу один! Бежать, бежать! Бросить мамашу с сосунком!.. Иду напролом и, наверное, разобью себе сердце… Ну и пусть! Гори оно ясным пламенем!.. Себя не щадить — так я решил поступить с собой… Мне хочется, чтобы вы поняли, какой ужас владел мною, какое потрясение я переживал… Мне теперь не по себе становится при одном воспоминании… Словно вижу себя, дрожащего над лоханью, бормочущего: «За или против?» У меня просто руки опускались… Флюгер, издерганный сомнениями… Я рассуждал вслух, бурчал так громко, что они услышали, наконец. Не понимая, что происходит, малышка подошла ко мне: «Хэлло, Фердинанд?» Мой вид насмешил ее… Я слегка пожурил ее, она прыснула. Очень остроумно!.. А если бы я дал деру, забавно было бы, мышка?.. Смеха ради, я сообщаю ей о такой возможности. В ответ славная улыбка… Я удивляю, озадачиваю ее. И тут вдруг я понял: никогда я не уйду!.. Привлекаю ее к себе, приголубливаю над лоханью с посудой… О эти глаза, такие веселые, такие синие, такие смешливые! Особенно легкий серый отлив… Ни за что не подумаешь, что она беременна!.. Ее глаза, ставшие в полумраке сиреневыми, переливались разными оттенками, точно море… Я сжимал ее в объятиях, она снова плакала. Она часто плакала теперь по моей вине. Не стала она счастливой со мной. Эх, горе!.. Бедная девочка! Каким же подлецом я выглядел! Прости, сокровище мое, прости!.. Я вел себя отвратительно. Один поход в «Туит-Туит» чего стоил… В единый миг я обратился в чудовище. Ведь девочка, невинное дитя!.. А теперь вдобавок и эти… Не везло ей! Маскарадный дядюшка, свихнувшийся Состен, прислуга — один порочней другого… Неотразимое очарование юности, внешняя прелесть! Их тянуло к моему сокровищу, я натыкался на них во всех закоулках — выслеживали… вынюхивали моего ангела… Ревность чудовищ!.. Только мне нечем было крыть… Появился я здесь полуживой, охающий, жалкий, весь в швах… И вот, нате вам, завил горе веревочкой!.. А этот прохвост? Злоупотребил доверием… Тебе, шустрик, только к. возмущаться!.. Я сгорал от стыда, не знал, куда глаза спрятать… Меня трясло так, что зубы щелкали… А тут эта оглушительная брань: «Свинья, свинья!», от которой стены трескались… «Swine!»… Петушись, висельник! Каскад гремел в голос, в два, в дюжину, в сотню голосов… Хоть сквозь землю провались! Безумный страх, от которого ноги подо мной подгибались… Руки у меня тряслись, я расплескивал кругом грязную воду, ронял на пол облепленные пеной склянки, тарелки… На меня сыпались страшные угрозы… Мочи моей больше не было!.. Я задыхался, срывался на фальцет. «На помощь! — слышал я собственный крик. — На помощь!» Сам себя не узнавал… От ужаса я пришел в совершенное исступление… Судите сами о моем состоянии, убедитесь, насколько я был выбит из колеи… Значит, похитить ее! Дерзай, черт тебя побери!.. Действуй!.. Прекрасная мысль! Я вновь воодушевился — поистине, неисправим… Стой, стой! Я раздумывал… А долго ли мы протянем? Они быстро поймают нас. Я — колченогий, она — в короткой юбочке, девчонка-бродяга… Перебираться из одной меблирашки в другую?.. Неплохая забава для полиции нравов. Приволокут назад за шкирку… Вот такой ригодончик! На каторгу обормота, а девчонку — в монастырь, к монашенкам ордена Р.М.С.I. Финетта, подружка Толстомяса, частенько поминала преподобных сестер Р.М.С.I. Как-то она по неосмотрительности на два месяца угодила в их обитель… из-за фальшивых документов ее приняли за англичанку… Крепко запомнилось ей это заведение: чуть что, розги… Это называлось перевоспитанием: псалмы, молитвы и гороховая похлебка… Вирджиния отведает, как пить дать, такое «воспитание». Ею займутся либо монашки, либо дядя — одним словом, муштра… При одной мысли об этом становилось не по себе, и все по моей вине… И теперь еще, когда минуло столько лет, когда и жить почти ничего не осталось, я стыжусь: и неприятности случались, и ужасные вещи… И теперь еще сомневаюсь, колеблюсь… Можете себе представить, как я мучился в ту пору, что творилось в моем истерзанном мозгу?.. И я казался ей нелепым — весьма милосердно с ее стороны!.. Бездушная сучонка! Сколько же насмешки таят в себе улыбки! Она просто бесила меня… Со зла я грохал эти дурацкие склянки… Достало бы мне благоразумия, я бросил бы эту кошечку. Пошла бы к черту эта девчонка, одни пакости от нее!.. Ну, и себялюбие, естественно!.. Вот тогда она похихикала бы! Нет, посудите сами! Я в лепешку расшибаюсь, а она знай себе похохатывает!.. С ума можно спятить! Да пошло оно все!.. Время еще есть, сматывай удочки!.. Я сам себя бранил: что ж ты такая рохля! Фьюить!.. И только тебя и видели! Проснись!.. Но от горя, от стыда мне уже не хватало духа… Схватил бутылку за горлышко и запустил ею в потолок… Дождь осколков… Малышка как-то особенно поглядела на меня: «О-о-о… О-о-о…» Но ни тени испуга… прыгает… радуется… заливается смехом… Забавный я малый, это точно… «Go away, go away, сучка! Сыт по горло твоими смешочками!» Разозлила она меня вконец… Пусть убирается!.. Хочу ворочать мысли в мозгу, как мне нравится. Буду терзаться, раз мне так хочется!.. Она скачет то туда, то сюда — просто ртуть… Погоди, шальная голова, вот ужо Мэтью нагрянет, сразу бедокурить расхочется!.. Стоит мне подумать об этой полицейской поганке, как он является мне, мерзкий легаш, нацеленный на меня… Покачивался, ухмыляясь, над самой раковиной… Я сразу начал сходить с ума… Эта его качающаяся рожа… Маятник изображает… В точности и есть маятник… Я и моргнуть не успел, как он околдовал меня… Я настолько поражен, что слова не могу выговорить. Можно было бы поднять его на смех, но и это не в моих силах… Я просто убит, но любезно отвечаю на его вопросы… Он что-то бормочет… с видениями так всегда… Он вселяется в меня… Сам того не сознавая, я произношу его имя… Единым движением глаз он возвел бы меня на эшафот… Размяк я от сеансов Состена, это мне ясно. Стал чересчур чувствителен под влиянием его фокусов — вот где причина моих наваждений… На сеансах подцепил… Новый подарок! Этого только мне и не хватало, с моей-то головой! Замучили меня мысли всякие… А все эта сволочь Состен!.. Но мой главный дьявол — Мэтью… он завораживает, гипнотизирует… В меня вселилось его астральное тело. Закрываю глаза, но так еще хуже… Не оставляет он меня… Протираю глаза, но тщетно. Приходится цепляться изо всех сил, и все-таки я падаю… А тут еще началась орудийная пальба, громыхает повсюду. Перед глазами сплошные картины ужасов войны… Словом, полный набор!.. Два этих скота дубасят по наковальне в другом конце мастерской. Такое ощущение, что прямо по моей голове. Сознаю, что брежу… Одновременно они выдувают языки пламени… Перед глазами резня, конные копейщики… Жестокое, захватывающее дух сражение! Вот кавалерийская атака, всадники без числа, но только, чертовщина, шиворот-навыворот: тысячи коней верхом на людях!.. Сумасшедшая отвага!.. Затем возникает Клабен с его Гринвичем, взваливший на спину свою трагедию… И все это сонмище несется, мчится сломя голову в атаку… Нет ничего невозможного!.. Я тоже скачу во весь опор… где наша не пропадала!.. Да они разнесут весь Гринвич! Вот они вламываются… Я скатываюсь наземь, затаиваюсь — не чувствую в себе такой уж лютой злобы… Они там, среди пылающих угольев горнила… Идут в атаку в его жерле… Стук сердца… Передо мной огромное бьющееся сердце… Я тоже сгорю… Плюх! Что-то обрушивается на меня… Вода! Я захлебываюсь… Это пожарные… Упала лохань… Двое запихивают меня в нее, в точности такие были в Гринвиче! Я глотаю, задыхаюсь, пускаю пузыри… Устроили мне западню! Они скручивают меня в зловонных помоях, теребят мой мужской член, затем подвешивают за ноги на одном из платанов… Я угодил в кошмар… Толпа поносит меня… Меня определенно околдовали… Я болтаюсь на дереве, с меня льет прямо на людей, они осыпают меня бранью… С меня льет и льет… «Козлоногий осквернитель семейных очагов! — кричат мне. — Убивец! Вурдалак!» Мне бы упасть и забиться на самое дно какой-нибудь дыры, даже если там мыши, тараканы, кал, да что угодно… Нет, такого быть не может, я — это я!.. Натыкаюсь на сучья, распластываюсь по стволу, по стенам… Я стал жертвой козней!.. Лихорадка крови… На меня напали призраки, тянут за ступни книзу… Все эти Гоа, наш пьянчуга, Состен, Мэтью и иже с ними… Вопреки всему меня разбирает смех — ну и наглость!.. Мне становится легче, чары рассеиваются.