— Собирался приготовить из него жаркое? — ядовито осведомился Каскад.
— Так что они собираются делать с ним, не считая жаркого? — настаивал я.
— Да бросят в воду, бестолочь, коли тебе так хочется знать! Крабы сожрут его, и дело с концом!.. Удовлетворены, молодой человек?.. Сильнее он все равно не обгорит, коли угодно знать… Ты что, не видел головы? Может быть, ты пожелал бы съесть его?.. Кто-то ведь должен заняться им. Возможно вы, если вас не затруднит?.. Господин ухажер еще не завершил своих дел, у него появились новые замыслы!.. Надо поворачиваться поживее, расстараться для него… избавить от отбросов… уладить его пустячные затруднения!.. Расчудесный юноша наш сударик, бесподобный герой, что тут толковать! Наш сударь помышляет лишь о любви!..
Вот я и получил ответ. Было о чем задуматься… Им тоже, по сути, было в чем горько меня упрекнуть. Кое-кому мне нужно бы уплатить старые должки — и этим, и тем… Говоря по совести, кому только я не задолжал, начиная с моих родителей… отцу, матери, легавым, Сороконожке и т. д. В последнее время — сутенерам, консулу Франции… Может быть, и шестнадцатому кирасирскому?.. Я не был вполне уверен… Тотору, Титине, Бигуди, Флюгеру, полковнику, Тартанпьону… Слишком много сидело в моем черепке, чтобы лишний неоплаченный долг мог что-нибудь изменить!.. Пошли они все к едрене матери! Так-то оно будет лучше!.. Они не принесли мне ничего, кроме скверны. Зависть в чистом виде, и ничего больше!..
Но я совсем забыл про мою беременную девочку, про моего ангела, моего херувима, жизнь мою… Пусть только попробуют пальцем до нее прикоснуться, всех поубиваю!.. Пусть привязываются друг к другу, валят друг на друга говно, растянувшись вереницей от земли до неба, а в довершение ухлопают меня, раз уж так заведено… Но я не уступлю ни пяди, буду стоять насмерть, защищая мое божество…
Да, я вот таков… Я говорил с Каскадом по-солдатски напрямик, резал правду-матку. Он несколько опешил, бросил на меня беглый взгляд. Наверное, подумал: «Что возьмешь с вахлака?..»
Пользуясь обстоятельствами, я еще поднажал. Я сбил его с панталыку и стремился увеличить свое преимущество. Мне хотелось, чтобы он решил: «А ведь он стоящий малый!»
— Они повесят меня, и я этого хочу! — объявил я ему. — Пусть вешают! Причин предостаточно!..
Я был сыт по горло, я кончил играть в прятки. Я победил, но не собирался злоупотреблять своим положением. Все, чего я хотел, это уважения… Я подхватил Вирджинию, пусть потанцует. Плевать нам на бухающие разрывы, всякого навидались. Эка невидаль, пыхнуло разок-другой огнем!..
Каскад удержал меня за рукав:
— Скажи-ка, ты Мэтью больше не встречал?
— Пока нет.
— Видишь ли, следствие идет полным ходом. Может быть, ты не в курсе?..
— Ты же знаешь, я занимался делами у полковника в Уайлсдене. Тебе же известно!..
— Да, но следствие продолжается… Какая разница, в Уайлсдене или где еще…
Врезал он мне под дых, отплатил той же монетой…
— Такие-то вот пироги, котик мой! Вы поставлены, так сказать, в известность. Что скажете? Все-таки уплываете этой ночью?
— Конечно, нет!
Все кругом глядели на меня…
— Стало быть, остаешься?
— Разумеется!
Я не дрогнул, и глазом не моргнул.
— Молодчина, дружище! Вот это самообладание!..
Я принял поздравления.
— А твоя девчушка?..
Он показывал на спавшую Вирджинию…
— Она англичанка. Я тебе говорил в связи с дядей.
Пусть знает, что не какая-нибудь потаскушка…
— Она же будет работать у тебя, какой смысл уезжать в такую даль?.. Ей что, неуютно с нами?
— Не в том дело… Тут надо подумать… Ему было не очень понятно.
Она потихоньку просыпалась…
— Здравствуйте, мадемуазель!
Он разглядывал ее. Так близко он ее еще не видел — лицом к лицу…
— А у нее красивые глаза!
Он выказал любезность, а это случалось с ним не часто. Он редко улыбался женщинам…
— Good bye, Miss!
— Good bye, Sir!
Совсем не дичилась моя душечка. Он задумался…
— Надо будет одевать ее во что-нибудь подлиннее, уж очень смахивает на малолетку…
Он уже подумывал об эспланаде у «Эмпайра»…
— Она в самом деле мила!..
Тут можно было быть спокойным.
— Только дам тебе один совет: остерегайся итальяшек. Они по таким с ума сходят, просто помешаны на блондинках. Уволокут — глазом моргнуть не успеешь, только ее и видели! Говорю тебе… совсем шальные! Итальяно прохиндяно! Так, Просперо?.. Но и этих можно научить уму-разуму, не так ли, синьор Просперо?..
Он густо сплюнул… Дела минувших дней. Впрочем, и теперь еще дел хватало… «Здравствуйте, мадемуазель!» — повторил он, подмигнул и уже глядел в другую сторону… уже другие заботы занимали его.
Да и немудрено: девицы тормошились, трепыхались, взлезали на полисменов, сваливались с них, сюсюкали, обцеловывали, словом, не знали удержу!.. Ни секунды передышки… какие могут быть дела? Раз пришли, пусть и остаются… Чмок! Чмок!.. Безудержные ласки!.. Девицы сняли с копов каски и стали присаживаться над ними, как бы мочась… Мне не было смешно. На мой взгляд, «стражники» что-то учуяли… Пришли точно ненароком, притворились хмельными, пьяными до положения риз, а сами незаметно посматривали, да брали на заметку — проще простого! Лепили нам дельце!.. И в этой заварушке лопухами оказались именно мы… И вдруг меня точно обухом по голове хватили… я потрясен, ошеломлен. Стоило мне подумать об этом, как меня начало трясти, в голове поднялся сумбур, я задрожал, как осиновый лист!.. Увидев, что со мной творилось, Вирджиния взяла меня за руки. Я краснел, бледнел, не понимая, что со мной происходит… Меня пронзила жуткая мысль. Померещилось… Нет, не померещилось! Потрогал себя… Это я, точно я, никаких сомнений! Не почудилось мне… Совсем забыл, вон из головы, черт! Забавно! Одурел от головной боли, от его головной боли, будь оно проклято!.. Мясо куском в наваре! Из него, а не из меня! Ой-ей-ей! «Трепещи, трепещи!..» И на том спасибо!.. Снова краска бросилась мне в лицо — краска смущения…
— Проклятье, он вернулся!
Я воззвал к Дельфине.
«Слышишь меня, леди? Маштагуин ушел и вернулся!..» Я хотел видеть ее! Но она не слышала, потому что была снаружи.
«Понимаешь, он превратился в кашицу, в мягкий сыр! Мерзость!.. Один он смердит сильнее, чем вас сотня тысяч!..» Такова была объявленная мною весть.
«Хорош человек — колбасный фарш!..»
Мне было наплевать, слышали они меня или нет, мне было наплевать на их кривляния, мне было наплевать на все… Меня мчал поток ужаса! У меня не было соперников, я был громом разящим… «Бум! Бум!» Эти звуки я издавал в полном одиночестве, как тот негр… Я сам себя расстреливал из пушек. А уж я навидался пушечной пальбы — в сотни тысяч раз больше вас всех!.. И можете катиться к едрене матери!..
Мне полегчало… Я сам себе внушал уважение, гордился собой, я что-то представлял собой… Поцеловал Вирджинию… Я преодолел страх, мне бурно рукоплескали…
Разбудили Дельфину. Средь шума ветра она крикнула мне с причала, бросила мне вызов:
«Little man! Little man stupid! Человечишко, глупый человечишко!..» — укоряла она меня.
Набралась храбрости во тьме.
А, плевать, подумаешь!.. Испугался, да и успокоился. Пора бы образумиться… Слушайте, загробные балагуры, слушайте, дохлятины! Кое-что спою вам:
Выложил им без запинки! Они поражены: им и в голову не приходило, что я такой артист. Шумный успех. Я скромно молчал…
— Послушай! — вновь приступился я к Каскаду. — А что же следствие? Ты что-то помалкиваешь!
— Давай, давай, пой! Потом потолкуем!.. Это был не ответ.
Еще слышались взрывы, но уже не в Уоппинге, а далее к востоку, над Челси… над морем…
Малютка Рене и дылда Анжела не на шутку повздорили из-за касок, кому они больше к лицу. Надевали их себе на голову… полные мочи… примеряли ко всем частям тела… После чего вновь принялись отплясывать кейк-уок, но их шатало, а потому выходила какая-то ерунда… Все действо происходило под розовой подвеской. Все скопились между четырех столов… Лишь бы не вышел кто-нибудь из колов — уловка известная. Лишь бы кто-нибудь не шарил в окрестностях… Не хватало только, чтобы, возвращаясь, двое этих хмырей не столкнулись с ними у дверей!.. Не приведи, Господи!.. Конечно, легавые хлестали спиртное, но все равно могли что-то заподозрить… Да и запашок совсем недавно стоял! Надо было их развлекать, все время развлекать… Я не считал, что игра выиграна… Девицы задирали юбки выше головы… Роскошные танцульки!.. Каскад с Проспером хлопали в ладони, поддавая жару Бамбуле. Пляшите, дамы, задирайте ножки!.. Головокружительный канкан: «Бум-дье! Тарабум-дье!». А потом пустились отплясывать фарандолу… Какое развлечение для копов… они только и видели, что мохнатые бугры среди кружев, да подрагивавшие срамные губы… Тарабум-дье!.. Прямо перед их носом… В сочетании с парами спиртного это било в голову, одурманивало… Они таращились, часто моргая… валились то вправо, то влево… торчали там, точно слепые… Отрыгиваясь, они роняли голову на стол, на согнутую руку и полностью вырубались.