Дельфиниха орала на берегу, продолжая свой спектакль… Главное, чтобы ей не мешали!..
— Knights, knights! — выкликала она. — Пусть рыцари поспешают!..
А в пивной пировали без роздыха, пробки хлопали все чаще… Чпок! Чпок! Пробочный разгул. Вино лилось рекой… Особым успехом пользовалась шотландская полька, резвая полечка с короткими вскриками…
Я смотрел, как Вирджиния танцевала с Душечкой. Мне не очень нравилась Душечка — скрытная, слащавая кривляка… но сейчас я словечка худого не сказал бы!.. Очнувшийся от раздумий Каскад тоже наблюдал танцы…
— А что, она хочет сохранить его? — вдруг спросим он
— Сохранить кого?.. — не понял я.
— Ребенка!
— Там видно будет…
Не его ума дело.
Помолчали некоторое время, он снова заговорил:
— На что же вы существуете? Ты ведь на мели? А есть где жить?..
Он полез в карман, вытащил пачку крупных банкнот, пятифунтовых купюр.
— Бери!.. — протянул он мне деньги.
Этого я никак не ожидал. Не хотел брать, но взял…
— Я верну!.. — встал я в достойную позу.
— А, чего там!..
Мне пришло в голову, что скоро придется расплачиваться… Именины именинами, а шампанское и все прочее… Не хотелось оказаться должником Проспера, лучше уж было занять у Каскада.
— Я верну!.. — повторил я.
— Ну, коли ты настаиваешь! А твой китаеза тоже без гроша?
Ему приходилось кричать мне в ухо — грохот орудий заглушал голос…
— Да, но он изобретатель, исследователь… Он из Индии приехал!
Состен был важной особой, и мне хотелось, чтобы Каскад знал об этом, чтобы он сознавал значение Состена и понимал, что тот наделен редкими качествами… Я пустился толковать ему на сей счет.
Он рассмеялся, не поверил…
Он смотрел, как танцевала Вирджиния, такая юная, такая оживленная…
— Ведь ты не заставишь работать беременную малютку, будущую маму?.. Раз уж ты решил сохранить ребенка, ей надо побольше отдыхать…
Он и об этом подумал…
Я взглянул на него — это был, в сущности, знак внимания с его стороны.
— Может быть, тебе какую-нибудь другую? Твоя пока ни на что не годится…
Предложение, сделанное от души.
— Может быть, двух?..
Он повел рукой в сторону женщин… Мне оставалось лишь выбирать… Девицы судорожно дергались в свете фонарей… Он первым делом подумал о самом безотлагательном, понимая, что я остался без средств к существованию, уже направлял мои мысли к панельному промыслу. В его поведении не чувствовалось ни злорадства, ни беспардонности — просто человек, знавший жизнь, предлагал свои услуги, понимая, что материальной стороной быта нельзя пренебрегать, что святым духом не прокормишься…
— Конечно, если пожелаешь… Ну, так как?
Разумеется, предложение заслуживало внимания. Не мне было привередничать при моих обстоятельствах. Под рукой Каскада в Лестерском борделе ходило от десяти до двенадцати женщин… Я был не прочь взять одну, а то и две-три под свое крыло… лишь бы Вирджиния не переживала… лишь бы жизнь у нас наладилась… А тут такой роскошный выход подворачивался! Соблазнительное предложение!.. Я внимательно слушал… Все сразу упрощалось…
Он видел, что я пребываю в нерешимости.
И вдруг — бац! — вспомнился Мэтью… Ужас! Размечтался… Короткая же у тебя память!.. Меня точно холодной водой окатило, даже дух занялся…
— Ну, хватит уж этой бодяги, старина!.. Уматываем!.. Где только была моя голова?..
Он обиженно воззрился на меня.
В небе загрохотало с новым ожесточением… Бах! Бух! Трах!.. Снова в Уоппинге все заходило ходуном… Бам! Бам! Бабам!.. Кругом громыхало.
Он упорно возвращался к затронутому вопросу и прокричал мне прямо в ухо:
— Ты уверен, что тебе не нужно другой?
— Нет, нет, обойдусь!
— Душечку не хочешь?
— Нет, что ты…
Он рассмеялся: знал, что я ее не выношу… «Бабабам!.. Бабабам!..» палила крупнокалиберная артиллерия.
Снова появился негр-мародер, которого привели полисмены, и опять начал валять дурака: бросился на пол ничком… потом стал на четвереньки и принялся подражать буханью взрывов… При каждом новом снаряде, каждом новом взрыве он высоко подскакивал, сотрясая всю пивную… Человек мощного телосложения, он опрокидывал все вокруг себя: столы, скамьи, бутылки… Просто взбесился…. Провозгласил, что не желает молиться Богу… во всю глотку поносил его, слал ему угрозы… драл горло пуще Дельфины… Подняв руки, грозил, вопил: «God! You are no good! Ты плохой, Боже!..» Вскочив на ноги, кинулся на женщин, схватил сперва Кармен, потом Мухоморку, споткнулся… все трое покатились по полу… завязалась борьба. Он задрал юбку Кармен, вознамерившись овладеть ею силой.
— Мама! Мама! — взывал он к ней…
Кармен вопила, что ее насилуют… Все девицы сбежались — разве можно было пропустить такое?., заголились, выставив перед ним напоказ свои срамные губы… Панталоны спущены, шуршание ткани, волны шелкового белья… Он обомлел, повалился на колени, припал к полу, простершись на мусульманский лад, стремительно распрямился и начал вытягивать руки над собой, каждый раз вскрикивая «Зу! Зу! Зу!» Это стоило видеть!.. На него начали выливать все пиво, что попадалось под руку… поллитровые бутылки, банки, стаканы грога… запрокинув голову, он ловил всю эту жидкость разинутым ртом: «Буль! Буль! Буль!..» И вновь вспыхнуло веселье. Завертелась фарандола… Негра повалили, начали катать, топтать… Он кряхтел, задыхался под ногами, что, впрочем, не помешало ему орать здравицы хозяину, женщинам, мужчинам и всеблагому Господу. Он все сразу простил ему и ревел: «I forgive you!» Затем вновь стал на колени, сосредоточился, собрался с мыслями и, запрокинув мокрое лицо, выкатив глаза, выкрикнул:
— I forgive you, Daddy God! Я прощаю тебе, папочка Боже! Прощение по всем статьям.
Надо было дать музыкантам передохнуть. Они измучились, а Деде лодырничал… Леония взяла Просперову гитару, добрую бретонскую гитару — она в Рио научилась играть… Совершенно очумевшие девицы кувыркались друг на дружке, визжали под действием возлияний абсента с шампанским, выставили на всеобщее обозрение батистовое бельишко, выходили на шпагат — опаньки!.. Все дрожало от дикого хохота, строение трещало, содрогалось, гудело, как барабан…
— За здоровье короля Георга! За победу сутенерской братии!..
Вот оно как пошло!.. Тосты произносил Каскад.
Испытав прилив воодушевления под впечатлением криков «ура!», моряки в свою очередь скинули куртки — такая же шпана, что и полисмены, — обнажив татуированные торсы. Самый толстопузый оказался разукрашен больше всех. Зелеными буквами было наколото «Rule, Victoria» — «Правь, Виктория» — и королева-мать верхом на великолепном дельфине. Девицы пришли в такой восторг, что все остановилось: не каждый день увидишь подобную татуировку.
Тотчас разгорелись споры, всяк доказывал свое. Мнения были самые разные, каждый показывал свои наколотые украшения. Татуировок было много, и у женщин не меньше, чем у мужчин, особенно на грудях… Решили устроить конкурс. Чаще всего встречались пронзенные кинжалом сердца, но самое сильное впечатление произвел, безусловно, полисмен с королевой верхом на дельфине — нечто монументальное. Свисавшие с брюха складки служили ему как бы волнами, и он показал, как это получалось. Он стал предметом общей зависти… Каскад поднес ему бокал шампанского и объявил победителем. Малютка Рене разносила бутылки, но пушечные выстрелы нагоняли на нее такой страх, что руки у нее дрожали, и она роняла бутылки…
— Дрейфишь? — спрашивали у нее.
— Ой, н-не… знаю… не… знаю… я, — лепетала в ответ Рене, перепуганная до смерти. Тряслась от страха только она, да еще негр. Тот пучил глаза, эхом отзывался на каждый взрыв и как заведенный бубухал толстогубым ртом: «Бум! Бум! Бум!..»
Состен неожиданно разгорячился:
— Да здравствуют русские!.. Да здравствует Тибет!.. Ему хотелось приковать к себе всеобщее внимание.
— Да здравствует Тибет!.. Но никто и ухом не повел…
Между тем налет продолжался. Стрельба усилилась, теперь уже в Ламбете… а те двое все не возвращались… Плохо дело… Мне не удавалось оглушить себя напитками… Что-то, видно, случилось…
Может быть, они утонули?.. Лучше было бы им не возвращаться… А если они все в сговоре?..
Подозрения вновь зашевелились во мне. При одной мысли об этом сердце у меня начинало колотиться. Я опустился на место…
— Вы тоже так думаете, Вирджиния?..
Я спросил просто так… Она все равно не могла понять, не могли в ее голове завестись такие мысли… Но во мне крепла уверенность: это была ловушка, коварный ход. Оттого и так ласков со мной этот жулик, все глаза мне отводил девицами и прочим… Бордельщик чертов, я раскусил тебя!.. Именины, видите ли, и все такое! Я тебя вижу насквозь!.. Подкосило это меня. Чистая работа… Ну как же, праздник пришелся аккурат на этот день!.. До чего же хочется им вогнать меня в гроб!.. Вот что крылось за всей этой трескотней… Чуяло мое сердце, пришел конец. Хоть волком вой!.. Те двое никогда не вернутся… Ох, берегись, комедию ломали! Того и гляди, заявятся сюда легавые, да не местные, а из Скотланд Ярда, подручные Мэтью, отличающиеся рвением в исполнении служебного долга… А, вон они, появились из мрака… Нет, это моряки… Как меня классно накроют! Голеньким возьмут: ну-ка, кролик, пожалуй-ка в утятницу!.. Так и стояло это у меня перед глазами… Плюх туда — и подавайте в хрустящей корочке!.. Вот дурак! Вот тебе и именины! Как облапошили!.. Сговорились все до единого!..