— Так вы с «Инкулы»! Дали слово, и вас отпустили?
— А вот и нет! — рассмеялся офицер, показав испорченные скорбутом[4] зубы. — Слова никакого им не давал. Вот еще! Я хочу вернуть должок этим самонадеянным японцам.
Но перехватил взгляд хозяина, виновато ойкнул и закрыл рот рукой:
— Пугаю всех своим видом, извините. Там плохо было насчет довольствия. Все болели цингой, даже офицеры. Японский доктор прописал мне лимоны-апельсины. Два месяца плыл на пароходе, кушал-кушал эти лимоны… А до сих пор не прошло.
— Как же тогда вас отпустили, если вы слова не давали?
— Ранение помогло, — пояснил капитан. — Нога была в таком состоянии… Ихние врачи смотрели-смотрели, да и руками развели. Сказали, раньше чем через полгода ходить не смогу, не то что воевать. А микадо велел к этому времени уже закончить кампанию. Ну и сми… как это?
— Смилостивились?
— Вот! — опять засмеялся артиллерист. — Извините, немножко нехорошо говорю по-русски.
— Зато хорошо воюете, судя по наградам, — улыбнулся в ответ Лыков. Незнакомец нравился ему все больше. — Так, значит, опять в Маньчжурию? Ведь если обязательств вы никаких не дали, то и препятствий к этому нет?
— Препятствие — вот оно, — капитан похлопал себя палкой по суконному сапогу. — Еще не зажило, собака. Генерал-инспектор артиллерии может не отпустить. Оставит долечиваться — а там и война тю-тю. Сейчас я должен сначала представиться государю. Попрошу его разрешить на фронт через голову великого князя[5]. Вдруг получится? Как считаете, Алексей Николаевич? Государь соблаговолил наградить меня Георгиевским крестом. Имею я право на просьбу вернуться в Маньчжурскую армию?
— Так вы к тому же и георгиевский кавалер?
— Крест пока не купил, — смутился капитан. — А у вас ведь солдатский, еще с турецкой войны?
— Откуда вам это известно? — поразился Лыков.
Гость сразу посерьезнел:
— Позвольте наконец представиться: Али Ага Шихлинский, командир полубатареи Забайкальского артиллерийского дивизиона. У меня для вас письмо. Секретное. Из Цинтау[6].
Алексей Николаевич вскочил в сильном волнении:
— Из Цинтау?
— Точно так.
— Вы видели его?
— Как же иначе я мог получить письмо? — усмехнулся Шихлинский.
В прошлом году перед отъездом на войну барон Таубе открыл Лыкову важный секрет. Пятнадцать лет назад друзья вместе приплыли на Сахалин. Военное министерство внедряло особо секретного агента, будущего резидента по Германии. Сложным путем, через побег с сахалинской каторги и многолетнее оседание на Дальнем Востоке человек должен был создать убедительную легенду. Такую, чтобы немецкая разведка не подкопалась. Этим агентом был Федор Ратманов по кличке Буффаленок, сын давно погибшего друга Алексея Николаевича[7]. Под видом мошенника Фридриха Гезе он будто бы собирался начать новую жизнь. А именно — из беглого каторжника вырасти в почтенного торговца и уважаемого человека. Германские негоцианты в далеких колониях отличаются особой спайкой. Там у них свои клубы, куда нет ходу посторонним; любовь к Фатерланду возведена в обязанность. И любой из них беспрекословно выполнит тайное поручение военного флота, который рыскает по всей Океании в поисках новых баз. Хороший способ проникнуть в разведку — стать ее мелким, но проверенным помощником. А потом, уже с репутацией и капиталами перебраться в Германию. Так вот, по словам Таубе, Фридрих Гезе поселился в Цинтау! Его врастание в среду завершено: он свой человек в этой колонии, богат, успешен и на хорошем счету у военных. Еще несколько лет, и Гезе сможет репатриироваться.
Цинтау — порт на южном берегу полуострова Лаошань в провинции Шень-Дун — был отобран немцами у Китая в 1897 году. Поводом, как всегда, послужило убийство пары миссионеров. На самом деле место для военно-морской базы выбрал сам начальник Тихоокеанской эскадры Альфред фон Тирпиц. Поблизости было много высококачественного угля, что важно для крейсеров. Под дулами их орудий Китай вынужден был передать германцам в аренду на девяносто девять лет бухту Киао-Чусоу[8] с поселком Цинтау и пятидесятикилометровую зону вокруг. Немцы очень быстро превратили поселок в первоклассный порт с судоремонтными мастерскими, складочным местом эскадры и огромными торговыми оборотами. Известно, что у колбасников армия и торгово-промышленный капитал всегда идут рука об руку. И вот теперь письмо оттуда, переданное с оказией. Это может быть только послание Буффаленка!
6
Впоследствии вошло в обиход другое название — Циндао, но в 1905 году говорили и писали так.