Подполковник Герасимов сердито прикрикнул:
— Ты ври, да не заговаривайся! Нарушил присягу, нарушил устав караульной службы, теперь оправдаться хочешь?
Часовой обиделся:
— Я как есть говорю, чистую правду.
— А если правду, то быть тебе, дураку, в дисциплинарном батальоне.
— Раз провинился, значит, надо ответ держать, — с достоинством ответил парень.
Тут вмешался Лыков:
— Продолжай. Вот ты поговорил со старшим и пропустил их в калитку. Сам снаружи остался, на посту?
— А как же! Разве я могу пост покинуть? — удивился часовой.
Герасимов прыснул в кулак, но сыщик продолжил расспросы:
— Один остался?
— Не, со мной ихний парень стоял.
— Что за парень?
— Мишкой звать. Тоже из наших, из крестьян. Про японский плен рассказывал, пока остальные свое дело лебастрили. У него еще рука не сгибается после японской пули. Интересно про плен баял!
— Да он идиот… — прошептал на ухо сыщику жандарм. Тот отмахнулся:
— Мишка? А из какого он полка?
— Да они все из одного, который в плен попал.
— Пятого Восточно-Сибирского?
— Может и так, ваше высокоблагородие.
— Что, вы там стояли и лясы точили? Пока твоих товарищей по караулу мутузили…
Парень опять обиделся:
— Пошто вы так говорите, ваше высокоблагородие? Грех это. Старший слово сдержал, никого они не потрепали. Я же знаю!
— А поручику голову зашибли — это что? Фельдфебелю по морде крякнули.
— То начальству, за сопротивление. А нас, мужиков, не тронули.
— Ну пусть. А потом они все вышли?
— Так точно. Зашли вшестером, а вышли, значит, всемером; Мишка восьмой был. Пожали мне руку, спасибо сказали да и двинули по улице.
— Руку пожали? — вскинулся подполковник.
— Так точно. Вежливые… А здорово они нас обклеили!
Лыков еще некоторое время донимал парня, пытаясь получить от него важные подробности. Но тот уже рассказал, что знал, и теперь только повторялся. Кончилось тем, что Герасимов забрал весь караул с собой. В охранном отделении их допрашивали целый день, с той же целью — выяснить детали. Во что были одеты нападавшие, какое оружие использовали, как друг к другу обращались. Приметы говора. Развитые или не очень. Особенно старались разузнать про главаря. Вечером Алексей Николаевич заехал на Мойку, 12, где располагалось Петербургское охранное отделение, прочитал протоколы. Ничего важного в них не оказалось. Вот только вспомнили, что у высокого на руке была татуировка в форме якоря. Значит, действительно моряк!
Лыков засел за списки пленных, прибывших на пароходе. Николай Куницын служил в седьмой роте. Оттуда были еще трое — скорее всего, они тоже входят в банду. Рота для солдата что дом родной; в плену они наверняка держались вместе. Михаил Чистяков, возможно, тот самый Мишка, что заговаривал часовому зубы, пока его товарищи обезоруживали караул. Иван Сажин — это друг Кольки-куна, который откопал его из могилы. По возрасту старше всех. Не он ли был агитатором? И еще Василий Суржиков. А в банде восемь человек, кто остальные четверо? Один из них матрос. Матросов на «Инкуле» прибыло много, из экипажей интернированных миноносцев и крейсера «Цесаревич». В плену они не были. Видимо, пока корабль два месяца плыл в Одессу, морячка распропагандировали и присоединили к теплой компании. Выяснить его имя по таким приметам, как высокий рост и якорь на руке, вряд ли удастся.
Сыщик запросил формуляр на Куницына. Пятый Восточно-Сибирский стрелковый полк угодил в плен в полном составе, его канцелярия осталась в захваченном японцами Порт-Артуре. Но в Военном министерстве сумели отыскать призывное дело Кольки-куна. Выяснилось, что он был взят на службу Петергофским воинским присутствием[34]. Как лукояновский мужик оказался в Петергофе? Два дня Азвестопуло разбирался с этим вопросом. Наконец узнал, что у Куницына имелась родная сестра, которая жила в прислугах в богатой петергофской семье. Она перетащила брата к себе и устроила на железную дорогу буферным тормозным кондуктором. Вот зацепка!
Но крючок оказался пустой. На Царскосельской дороге о Куницыне ничего не слышали с тех пор, как его призвали в армию. Сестра Прасковья уволилась из прислуг еще в 1900 году и больше нигде не значилась. Адресные столы Петербурга и Петергофа дали отказные справки. Лыков призвал на помощь агентов Филиппова, благо ПСП вынудили участвовать в дознании. Сыщики обыскали Ораниенбаум, Царское Село и другие пригороды Петербурга. Поиски оказались безуспешными.