— И долго продлится этот переходный период?
— Обычно полгода. Потом можно начинать говорить о деле.
— Вдруг оно и к лучшему? — задумчиво протянул коллежский советник. — А то с нашими тупыми генералами… Знаю я одного: дундук, хоть и барон!
— Да, — согласился Таубе, — мы, бароны, такие…
Но Лыков уже думал о другом:
— Черт, как не вовремя! У нас в МВД ведь еще хуже, чем у вас. Что в департаменте, что в министерстве. Главная фигура теперь Трепов. Старые кадры разбежались, набирают одних судейских. Людей, понимающих, что такое розыск, почти не осталось. Притом что в стране вот-вот грянет революция!
Действительно, в Российской империи все трещало по швам. Начало этому положила сама власть. После убийства Плеве министром внутренних дел стал князь Святополк-Мирский. Сторонник компромиссов и либерал, он пытался отказаться от назначения. Честно заявил государю, что не приемлет пути репрессий, по которому шел его предшественник. И просит не делать его главой такого зловещего ведомства. Но царь настоял. И на словах согласился, что с обществом надо как-то договариваться… Это окрылило доверчивого князя, и он ударился в заигрывания с тем самым обществом. Начал новый министр с того, что уволил трех товарищей[18] Плеве (Стишинского, Валя и Зиновьева), а также директора Департамента общих дел Штюрмера. Причем сделал это заочно, из своего имения! Святополк-Мирский вообще не спешил приступать к выполнению обязанностей. Назначенный министром еще 26 августа 1904 года, он появился на Фонтанке лишь 16 сентября. В стране все полыхало, а князь три недели собирался в дорогу… Уже тогда Лыков понял, что добром правление Святополка не кончится. И не ошибся.
Мирский сразу отдал непопулярные полномочия в другие руки. На должность товарища, командира корпуса жандармов он взял генерала Рыдзевского. И поручил ему же заведывать делами по пресечению преступлений и охранению общественной безопасности и порядка. На тот случай, если боевики вдруг захотят отомстить за репрессии, пусть бомбы летят в генерала… Сам князь написал царю обширную записку, в которой предлагал расширить состав Государственного совета за счет привлечения в него представителей общества. Не бог весть какая новация: о подобном говорили уже много лет. Но даже эта скромная идея застряла, особенно когда ее прокомментировал Победоносцев. Еще Мирский разрешил съезд земских деятелей. Видимо, он не понимал последствий подобного шага. Земцы собрались и сразу завели речь о необходимости реформ. Началась всероссийская говорильня. По всей стране собирались «прогрессивные силы» и сочиняли адреса, в которых требовали народного представительства. Собрания и речи захлестнули империю. А, поскольку министр внутренних дел разрешил первый из съездов, власти на местах не посмели закрыть другие собрания. Как грибы после дождя появились различные союзы: врачей, адвокатов, журналистов, типографских рабочих, железнодорожников, а затем даже и священников. Вскоре был учрежден объединивший их «Союз союзов» и сразу стал влиятельной силой. Власть своими руками создала себе противника. Мирский радовался, как удачно развивается его диалог со здоровыми силами, и клянчил у государя новые послабления.
Одновременно с этим в столице оживилось движение рабочих. Возглавил его старый агент Зубатова священник Гапон. Бывший начальник Особого отдела Департамента полиции и изобретатель «полицейского социализма» отбывал ссылку во Владимире. А Гапон мутил рабочих и звал их идти к царю. Он-де стоит над всеми и понимает чаяния народа, а министры мешают прямой связи монарха с подданными. Надо вручить Его Величеству петицию, где все будет написано. У царя-батюшки тут же откроются глаза на то, как живут его дети. Он одернет зарвавшихся заводчиков, и начнется хорошая жизнь. Так или примерно так хитрый поп дурил людей на глазах у полиции. Недалекий градоначальник Петербурга Фуллон помнил, что Гапона к нему прислали из МВД, и считал его действия согласованными с властью. И в результате всеобщего непонимания и легкомыслия грянул гром.
3 января с Путиловского завода были уволены четыре человека, все из рабочего общества, руководимого Гапоном. Сразу же началась стачка — люди требовали вернуть своих товарищей на работу. Администрация отказалась. Назавтра к стачке примкнули соседи, а через день забастовали все предприятия Петербурга. Газовый завод и электростанция тоже прекратили работу, город погрузился в темноту. 7 января типографские рабочие прекратили печатать газеты. Власть растерялась, обыватели ошалели. Темно, страшно, и никаких новостей из внешнего мира… Наконец стало известно, что 9 января Гапон поведет многотысячную толпу рабочих к Зимнему дворцу.