— Давайте-давайте, — злобно проворчал Рыжий из Оно, все еще пребывавший в дурном настроении, — пойте, веселитесь, пока я не рассказал вам о том, как щедры оказались чертовы пентюхи из дилижанса. Да уж, они и впрямь ничего не пожалели — ни денег, ни пуль: одна угодила в голову Митуфлену, другая — в грудь Сен-Перу. Оба откинули копыта, а Марабу ревет как осел.
Вслед за словами бандита, на все лады корившего собратьев, под сводами подземелья раздался жуткий прерывистый рев, словно где-то рядом галопом промчался осел, брыкаясь и кусая всех подряд. Затем раздался грохот падающей посуды. Заслышав этот шум, собравшиеся разразились хохотом, а Рыжий из Оно, тяжело вздохнув, сердито крикнул:
— Батист! Где Батист Хирург, черт его подери?
— Чего тебе надо от Батиста? — спросил мужчина лет тридцати пяти с тонкими чертами лица и умными черными глазами, затуманенными алкоголем.
— Ты что, не слышал, чертов мясник? Там падаль принесли!
— Дохлую или живую?
— И дохлых, и недобитых.
— Покойнички пусть отправляются к праотцам, а недобитков пусть пользует Пиголе. Сегодня не я провожаю клиентов в ад… я сегодня пью!
— Смотри, Батист! Ты наш лекарь, а Марабу тяжело ранен, ему нужна помощь.
— Сядь и не дергайся. А то ты меня… озлобляешь. Ты меня гоняешь, потому что я хочу приударить за Дылдой Мари, а ты тоже за ней ухлестываешь. Да только она плевать на тебя хотела…
Помощник Фэнфэна покраснел, потом побледнел и, бросив на хирурга взгляд, исполненный ненависти, схватил бутылку и одним махом выпил ее содержимое. Грохнув пустую бутылку о столб, поддерживавший свод, он обратился к Пиголе:
— Там четыре тюка, в них двадцать пять тысяч ливров. Запри их в сейф! И знай, с этой минуты ты за них отвечаешь. Я отчитался и складываю с себя обязанности лейтенанта. Теперь я простой разбойник и хочу повеселиться! Да здравствует веселье!
Вся банда была в сборе. Зловещее собрание предавалось диким забавам, как две капли воды похожим на развлечения в лесу Ла-Мюэт. В огромном подземелье со сводчатым, как в склепе, потолком началась бешеная оргия. Шум ее разносился далеко под полями Боса, гул ее слышался и в темных подземных коридорах, и в глубинных пещерах, и в тупиковых ходах. Подземелье под домом Пиголе — неприступное, известное лишь посвященным пристанище, где скрывались и бесследно исчезали бандиты из шайки Фэнфэна, обводя вокруг пальца преследователей. Здесь они процветали, катаясь словно сыр в масле. Мужчины, женщины, дети, словом все обитатели подземелья, жили общей жизнью — постоянно пьянствуя, они предавались обжорству, веселились днем и ночью, короче говоря, проводили жизнь в бесконечном чудовищном кутеже.
Когда вино заканчивалось и все песни были спеты, когда разбойники успевали проспаться и в календаре иссякали праздники языческих святых, дорогих сердцу Батиста Хирурга, человека тонкого и весьма образованного, тогда затуманенные алкоголем умы, удовлетворив сиюминутные потребности, принимались изобретать новые развлечения.
Жак из Питивье, Наставник Мелюзги, обучал своих подопечных опустошать карманы сограждан. Кроме сей науки, начинающие мошенники изучали воровское наречие, образный язык бродяг и уголовников. Также они получали практические уроки «подпаливания» и «поджаривания», а старейшие члены банды, вроде папаши Элуи, рассказывали подрастающей смене древние предания о деяниях разбойников.
Подававшая большие надежды мелюзга упражнялась во всевозможных выходках, изобретая все новые приемы. Жан из Арпажона, парнишка двенадцати лет, напившись допьяна вместе с Черной Редиской, маленьким плутоватым парижанином, огненноволосым Рыжиком из Анжервиля и еще одним приятелем постарше, носившим заслуженную кличку Душегуб, придумали затащить в подземелье ослицу папаши Пиголе. Ослица эта, известная на шесть лье в округе, являла собой изнуренное, завшивевшее, злобное и упрямое животное, откликавшееся на имя Розали. Юные сорванцы спустили ее в подземелье хвостом вперед, а затем, накормив до отвала сахаром, влили ей в глотку целую миску горячего вина.
Опьянев в мгновение ока, гнусная скотина принялась с ревом носиться по подземелью, сшибая столы, скамейки, топча разлегшиеся на соломе парочки и круша посуду. Изловчившись, шутники натянули ей на голову белый чепец и нацепили юбку, отчего ослица стала спотыкаться на каждом шагу. Увидев свою скотину в таком наряде, пьяный папаша Пиголе заявил, что она похожа на его женушку, мамашу Пиголе, только во много раз красивее. И прибавил: