– Сучка! – произнес с усмешкой Василий. – Сколько волка не корми, он все в лес смотрит. Что тебе еще от меня нужно?
– Что молчишь, словно не слышишь, о чем я спрашиваю?
Корнилов криво улыбнулся и сел на диван.
– Ты знаешь, не хочу рисковать по мелочам. Дело нужно денежное, чтобы хапнуть и залечь, а лучше уехать на юг. Там солнце, виноград, урюк…. Люблю сладкую и теплую жизнь. До сих пор вспоминаю твой музей Ленина. А ведь могли сгореть….
– Кто ее не любит, – произнесла Галина, ставя на керогаз чайник, пропустив мимо ушей реплику сожителя о музее. – Только без денег, ничего Вася не получится. Солнышко любит денежки и немалые.
Женщина замолчала, задумалась, а затем тихо произнесла:
– Есть один человек, как мне рассказывала одна знакомая, он очень богат. Во время войны он служил в военном госпитале завхозом. Жрачки у него было достаточно и он начал потихоньку приторговывать ей. Две банки тушеного мяса за золотое колечко…. Прикинь, сколько у него рыжья, Павел. Рожа и сейчас у него, как блин, лоснится от жира.
Галина замолчала и посмотрела на притихшего Корнилова. Тот облизал внезапно высохшие губы, он явно уже готов был хоть сейчас пойти на дело. Василий, закрыл глаза, представляя груду золотых изделий, лежащих на белой скатерти. Почему именно на белой скатерти, он и сам не знал.
– Где он живет? – спросил ее Корнилов, слегка осипшим от волнения голосом. – Адрес, скажи.
– Сказала бы, если бы знала, – интригующе произнесла Галина. – Знаю, где работает, а вот где живет, увы, не знаю. Я думаю, что его нужно прихватить, когда он будет возвращаться домой с работы и вместе с ним….
Она не договорила, так как и так был ясен ее план.
– Где он работает? – нетерпеливо спросил ее Василий. – Надеюсь не в милиции?
– Нет, не в НКВД. Сейчас НКВД нет, теперь у нас министерство государственной безопасности. Усвоил? Он работает в ЖКО. Простым завхозом в ЖКО.
Она рассказала Корнилову, в каком, именно ЖКО тот работает, режим работы и описала его внешность.
– Только в этот раз Симакова на дело не бери – трус он.
– Это не тебе решать, с кем мне идти на то или иное дело. Твое дело – заниматься тряпками и не лезть в мужские дела.
Галина ухмыльнулась. Она приняла внезапно для него боевую стойку: уперла свои руки в бедра, низко опустив голову.
– Чтобы ты делал без меня, Корнилов? Кстати, у меня вернулся неделю назад свекор, и как бы, между прочим, произнесла она. – Он отмотал целый червонец, от звонка до звонка в Магадане и вот – на воле. Начал меня спрашивать, откуда эти тряпки? Кое – как отвязалась от него.
– Ты сказала? – насторожено поинтересовался Василий. – Это очень важно для меня.
– Я что – дурочка из переулочка! Думаю, что он и так догадался, – ответила Галина.
– Это плохо. Чувствую, запалишь ты нас, Галина….
– Вы сами себя не запалите, соколы. Может, тебе напомнить дом Ленина?
Корнилова передернуло от ее слов. Он отвернулся от нее, замолчал и закурил. Василий встал с дивана и подошел к окну. На улице шел снег, наверное, последний в эту зиму. Он ложился белым покрывалом на деревья, крыши домов, делая их неимоверно красивыми и сказочными. Но, Корнилову, было не до природных чудес, в голове его зрел план разбойного нападения на завхоза ЖКО. В этот раз все должно пройти гладко и, наверное, права Галина, чтобы он не брал собой Симакова.
Василий отошел от окна и, взглянув на Галину, стал быстро одеваться. По дороге в ЖКО, он захватил с собой Алексея. Он не стал рассказывать Бабаеву о плане налета и сейчас, шагая рядом с ним по улице, Корнилов молил Бога, чтобы тот послал ему удачу в этом деле.
Максимов рукой толкнул входную дверь и столкнулся лицом к лицу с Хрящом.
– Привет, пропавший, – в полголоса поздоровался с ним Павел. – Может, расскажешь, где все это время был.
– Здравствуйте, начальник, – поглядывая по сторонам, ответил Хрящ. – Обстоятельства так сложились, что пришлось на некоторое время покинуть родной и любимый город. Думаю, что сейчас не время здесь «базарить».
– С кем ты сейчас «толкаешься», Хрящ? Мне интересно….
– Клавку с Большой улицы знаешь? Вот там я пока и кантуюсь.
– Хорошо. Тогда завтра в два на Петрушке, в пивной «Прибой», в два дня.
Они разошлись в разные стороны. Павел проводил его взглядом и, обходя стороной лужи, медленно направился на остановку трамвая. Два дня назад Максимов почувствовал сильную боль в правой ноге. Вечером, осматривая ногу, он увидел, что у него открылась, полученная на фронте, рана, которая стала гноиться.