В полдесятого мы вышли в компьютерный цех, чтобы сдать в набор домашние опусы — статью Впальтохина про областной конкурс сварщиков и мою — о встрече работников библиотеки с воспитанниками детского сада. На обратном пути нарисовался шлагбаум а виде ехидной редакторской секретарши.
— Впальтохин! — загундосила она своим центрально–одесским прононсом — когда ты наконец доставишь мне удовольствие и помоешь голову?
— Я, Наташенька, специально для твоего удовольствия, вчера вечером вымыл голову шампунем «Head and Showers».
— А волосы почему опять жирные?
— Они пивом смазаны, вместо геля. Очень полезно, разлаживает чешуйки и укрепляет луковицы.
— Так вид же чудовищный! Я этого не понимаю. Пивом воняет. Как бомжара последний выглядишь. Думаешь, я панков не видела? Были у меня знакомые с цветными ирокезами, булавкой в губе, в косухах. Но это же смотрится аккуратно, чистенько. Лена, хоть ты на него повлиять сможешь? Вы же вроде соратников. До вас в редакции скучно было. А теперь мы имеем два ходячих прикола!
Так, ребята, приведите себя в порядок, и чтобы через пять минут в кабинете Жванецкой сидели.
— За что?
— Не знаю, сказала обоих вызвать.
Кабинет Жванецкой мы с Впальтохиным посещали часто. Редакторша, ученица самого Деревянко, супруга заместителя губернатора, сорокалетняя красавица, обладает стальным характером. Каждую минуту она, наверное, мечтает нас выгнать. Но мы держимся, потому, что некем больше заткнуть кадровую пробоину, образовавшуюся из–за панической утечки сотрудников.
В десять мы стояли в редакторском кабинете. Жванецкая, по обыкновению, была не в духе.
— Никотинова, марш домой переодеваться!
— Да как же это, Нина Михайловна, я на Таирова живу, туда и обратно — два часа минимум! У меня и денег на дорогу нет.
— Посмотри, в каком виде ты позволяешь себе ходить на работу! В муниципальное, между прочим, издание. Первое, если не сказать больше, в городе. Да куда я тебя послать могу в этих шортах? Разве на пляж!
— Это не шорты, а капри.
— Своими капри ты компрометируешь имидж газеты. Чтобы я это видела в последний раз. Садитесь. И, кстати, деньги на дорогу есть у тех, кто лучше работает.
Мы с Впальтохиным сели.
— В вашем возрасте я сдавала по две тысячи строк в неделю. И домой уходила в девять, иногда даже в одиннадцать. А вы? Вот, пожалуйста, Впальтохин, (она порылась в большой тетрадке) — двести двадцать шесть строк.
— Так вы же меня не печатаете! Я гораздо больше сдаю.
— Разве то, что ты сдаешь, годится к печати? Твои тексты невозможно отредактировать! Или прикажешь самой их начисто переписывать?
— Мне мои статьи нравятся.
— С тобой невозможно разговаривать! А ты, Никотинова, сколько раз переделывала репортаж о вручении Руслану Борисовичу ордена почетного одессита?
— Девять.
— Разве это не слабоумие? Что у вас за потерянное поколение? Вы вообще что–то читаете?
— Сейчас я читаю Зюскинда.
— Ты бы лучше нашу газету внимательнее читала. Вы должны анализировать каждый номер и учиться у профессионалов. Я уверена, что вы ее, в лучшем случае, пролистываете.
Впальтохин, записывай: к двенадцати поедешь в Украинский театр на «Вахту памяти». Там вручат суповые наборы труженикам победы и детям–сиротам. На мероприятие не опаздывать, всех выступающих записать, и чтобы к часу дня ты был на турнире юных физиков. После обеда на моем столе должны лежать две исчерпывающие заметки. И постарайся больше не употреблять это идиотское слово «воспоможение». Где ты только нашел такое?
Когда вы, наконец, соберете информацию о подготовке районов к зиме? Я еще неделю назад просила вас обзвонить ЖЭКи.
— Мы обзвонили, — сказала я. Четыре района к зиме готовы. В остальных начальники ЖЭКов отсутствуют.
— Так всю неделю и отсутствуют? А заместители?
— Заместителей тоже нет.
— До каких пор вы мне детский сад разводить будете? — Жванецкая взбесилась и я невольно залюбовалась выбившейся из ее прически смоляной прядкой. — Чтобы к вечеру у меня был отчет — сколько песка, стекол и тому подобного заготовили коммунальные службы к зиме. Недоумки! И как вы только сподобились государственный университет закончить?
— Никотинова, здание банка на Черняховского знаешь?
— Нет.
— Ничего, найдешь. Пятая станция Большого фонтана, на седьмом троллейбусе доедешь — рядом скверик такой, жидкий. Рубль возьмешь у завхоза. Там идет реконструкция. Посмотришь, с рабочими побеседуешь — и чтобы вечером репортаж на полполосы был. Свободны.