Юрий Вяземский
«Банда справедливости»
Несостоявшееся интервью с известным ученым
К Мезенцеву должен был ехать не я, а Семочкин. Ему в редакции принадлежала идея интервью, он, Аркаша, давно следил за работами этого ученого, он же, заручившись поддержкой завотделом, несколько раз договаривался с Мезенцевым о встрече. Последняя, однако, все переносилась по причине крайней занятости Дмитрия Андреевича, пока тот однажды не крикнул в трубку: «Хватит, молодой человек! Записывайте мой домашний адрес и приезжайте завтра вечером. Только, ради бога, не звоните больше, не давайте мне возможности снова отложить нашу встречу!»
Естественно, ехать должен был Аркаша. Но вместо него поехал я.
Вечером того дня, когда Семочкин окончательно условился с Мезенцевым, Аркаша попал в больницу. Возвращаясь из редакции домой в Ясенево, он стал жертвой трех малолетних хулиганов, по несчастному для Аркаши стечению обстоятельств оказавшихся припертыми к нему автобусной давкой. Едва автобус тронулся, как один из хулиганов вдруг сморщился весь, сощурился и чихнул прямо в лицо Аркаше. «Ты, парень, извини. У меня аллергия, понял», – извинился он перед Семочкиным и вытер нос об Аркашино плечо.
Аркаша Семочкин, хоть и был весьма тщедушным и трусливым субъектом, все же позволил себе выразить неудовольствие и даже, кажется, назвал парня хамом, в ответ на что тут же услышал сзади, у себя над ухом: «Ты что, вонючка, не знаешь, что такое аллергия? Это болезнь такая, и довольно опасная».
Семочкин знал, что такое аллергия, так как с детства страдал астмой, и тем не менее сочувствия к аллергику не испытал, от слов своих не отказался и даже прибавил кое-что неодобрительное. Ему показалось несправедливым быть оплеванным, тем более на глазах у всего автобуса, тем более каким-то развязным молокососом, минимум на десять лет его моложе (Аркаше было уже двадцать восемь), тем более что общественность тоже возмутилась Аркашиным унижением, а одна женщина несколько раз потребовала вывести хулиганов вон из автобуса.
Автобус был экспресс и долго шел без остановки, а когда наконец остановился, то вывели не хулиганов, а Аркашу Семочкина. Трое молокососов, оказавшихся довольно крепкими, долговязыми и нетрезвыми акселератами, оттащили Аркашу под руки от остановки на пустырь, одним ударом уложили его на траву и с гортанными выкриками принялись бить ногами. Про аллергию больше не упоминалось.
Вместе с Аркашей из автобуса вышли человек пятнадцать, но никто не вступился за Семочкина. Лишь один из них заметил избивавшим, что не честно, дескать, втроем на одного, но замечание было сделано, во-первых, издали, во-вторых, голосом, в котором не чувствовалось уверенности, а в-третьих, уже тогда, когда избиение завершилось и хулиганы пошли восвояси. Зато, как только они ушли, люди, на остановке сосредоточившиеся, тут же ринулись к Аркаше, окружили его всяческой заботой, подложили под голову пиджак, вызвали «скорую» и препроводили Семочкина в больницу; сам Аркаша туда бы не добрался, так как пребывал в состоянии близком к бессознательному: у него была выбита челюсть и сломаны два ребра.
Все эти подробности я узнал от самого Аркаши, когда на следующий день навестил его в больнице.
Впрочем, в больницу я приехал не только из сострадания к Семочкину. Утром меня вызвал к себе завотделом и объявил, что брать интервью у Мезенцева вместо Семочкина поеду я. Видит бог, я всячески норовил отказаться. Мне казалось неэтичным отнимать у Аркаши его детище, пользуясь бедственным его положением. Ведь в общемто, убеждал я завотделом, интервью с Мезенцевым можно отложить до выздоровления Семочкина. К тому же я весьма плохо разбирался в психофизиологии, которой увлекался Семочкин и в области которой плодотворно трудился и был знаменит Дмитрий Андреевич Мезенцев.
Но завотделом строго указал мне на то, что, во-первых, интервью с Мезенцевым уже включено в план сдаваемого номера, а план подписан главным, и, во-вторых, что «настоящий журналист (это в отношении моей некомпетенции. – Ю. В.) должен знать немного обо всем и все – о немногом», а следовательно, за оставшиеся десять часов я должен узнать журналистское немногое о психофизиологии, и что лучше всего это сделать, отправившись в больницу к Семочкину и «заодно проведав товарища».
С тяжелым сердцем изложил я Аркаше пожелание завотделом, но, к моему удивлению, Семочкин ничуть не обиделся и даже не расстроился.
– Прекрасно, старичок! – бодренько произнес он из-под бинтов. – Я сам как раз хотел попросить тебя, чтобы ты вместо меня съездил к Мезенцеву. Понимаешь, через неделю он на два месяца уезжает в ФРГ. Так что мне все равно до него не добраться, а затраченных усилий на переговоры – жалко… Да не бойся, Юраш! Судя по его лекциям, он такой собеседник, что ему и вопросов не надо задавать – сам тебе все расскажет. Но ты все-таки возьми вопросы, которые я ему заготовил. Они в редакции, в верхнем ящике стола, на отдельном листочке… И вот еще: не забудь напомнить ему об одном эксперименте на крысах. Обалденная вещь! Надо будет обязательно включить ее в интервью. Ты только попроси его, чтобы он рассказал тебе об «альтруизме» у крыс. Он сразу же поймет. Об «альтруизме» у крыс, запомнил?