Это был единственный способ вырваться. Сделать организацию независимой - хотя бы в ее представлении, - а самому прикинуться совершенно беспомощным. И делать это надо исподволь, не торопясь, так, чтобы его подручные не заподозрили, что он хочет от них избавиться. Только тогда они оставят его в покое.
По мере того как план осуществлялся, Уилок знакомился с концерном в целом. Вся юридическая часть, звено за звеном, сосредотачивалась в его конторе, и дело его расширялось. Конечно, этим он был обязан Тэккеру, и Уилок это знал, но особой признательности к нему не чувствовал. Отношения, установившиеся между ними, были обычными для людей делового мира, где все чувства неизбежно чахнут и извращаются. Уилок был к Тэккеру расположен, но хорошо знал, что никогда не приблизится к этому человеку, если не сделается ему необходим и не завоюет его доверия. А поэтому было совершенно неважно, расположен он сам, Уилок, к Тэккеру или нет. Тэккер тоже был к Уилоку расположен, однако поручил ему эту работу только потому, что в нем нуждался и считал, что с ним он всегда справится. Тэккеру необходим был верный человек на тот случай, если пришлось бы пойти на попятный и вместо того, чтобы рвать с организацией, снова водвориться на старое место. Так что и тут расположение не имело никакого значения и ничего не меняло.
Когда Тэккер впервые обратил внимание на лотерейный бизнес, он уже почти развязался со своей организацией и приискивал себе что-нибудь подходящее, какое-нибудь новое, большое и уже вполне легальное дело. После отмены сухого закона он легализовал свои пивоварни и теперь наблюдал со стороны, как его собственная организация и политические деятели, которые участвовали в ее создании, понемногу разворовывают весь бизнес. То же происходило и в ассоциации электроподрядчиков. Без политических деятелей ему не обойтись, за какое бы дело он в будущем ни взялся, и хорошо иметь такое средство, чтобы держать их на привязи, - Тэккер это хорошо понимал. Таксомоторные предприятия и союз пекарей достанутся их собственной администрации. Тэккер все еще получал доходы от всех этих предприятий и все еще номинально числился их главой, и пока что, если бы захотел, мог бы и фактически занять прежнее место.
И Тэккеру и Уилоку лотерея казалась превосходным бизнесом. Как раз в это время группа крупных налогоплательщиков и некоторые газеты подняли кампанию за легализацию лотерей, надеясь этим путем снизить налоги. Тэккер рассчитывал, что, утвердившись в лотерейном бизнесе, он заставит своих политических деятелей поддержать эту кампанию и протащить закон.
А кроме всего прочего, лотерея была таким бизнесом, которым можно было заниматься, не боясь столкнуться с сильным конкурентом и не прибегая к услугам бывших подручных Тэккера. Администраторы, необходимые для управления банками, уже имелись - это были сами владельцы банков. Они отойдут к синдикату вместе со своим активом. Джо был единственный из старых администраторов, которого Тэккер решил сохранить.
Уилок был против того, чтобы брать Джо. Он считал, что к деловым отношениям нечего припутывать родственные. От одного из братьев, убеждал он Тэккера, надо отказаться. А так как банк Лео - один из самых крупных и синдикат много потеряет, если оставит его в стороне, значит, должен уйти Джо. Тэккер не соглашался с Уилоком. У него самого братьев не было, и на работу братьев в одном и том же деле он смотрел так же, как Джо. Кроме того, Тэккер уже сталкивался с Лео и знал, что тот не захочет вступить в объединение и тут может пригодиться Джо, чтобы его уговорить. В конце концов Тэккер сделал по-своему. Хозяин-то как-никак был он.
- И вы думаете, что все на самом деле получится так, как вы говорите? спросил Тэккер. - Я хочу сказать, впоследствии, когда лотереи станут легальными? Вы думаете, что мне и тогда позволят вести этот бизнес?
- Я на многое нагляделся и могу сказать вам одно, - ответил Уилок. Если у вас хватает денег, чтобы занимать должность господа бога, можно быть каким угодно сукиным сыном. Все равно останетесь господом богом для всех, кто идет в счет.
Тэккер одобрительно ухмыльнулся. "Мальчишка, - подумал он. - Смышленый, но все же мальчишка. Что он понимает в жизни?"
Однако до сих пор ничего такого не случилось, что заставило бы Уилока изменить свое мнение. Все происходило в точности так, как он предполагал, вплоть до мельчайших подробностей: он действительно напился в среду, в канун праздника Благодарения, Джо и Лео действительно рано ушли домой, а Тэккер, Эдна и Макгинес действительно остались ужинать. Только он не думал, что ему потребуется столько времени, чтобы напиться. Нервничал он больше, чем ожидал.
2
Как только Джо и Лео ушли, вошел слуга с подносом. Он подал яичницу с ветчиной, сыр, печенье, булочки, варенье двух сортов и кофе. Пока он все это расставлял на столе, зазвонил телефон. Уилок сказал, что подойдет сам, и пошел в спальню. Стакан виски с содовой он захватил с собой.
С его уходом воцарилось молчание. Тэккер и Эдна поглядывали на беззвучного филиппинца. Они проголодались. Глаза Эдны путешествовали от подноса к столу вслед за губчатой дымящейся яичницей, за розовато-желтым сыром, и она прикидывала, в чем ей лучше завтра себя урезать: в утреннем кофе, обеде или ужине. Она чувствовала себя утомленной и решила, что лучше урезать завтрак. Она встанет поздно и выпьет только чашку кофе до традиционного праздничного обеда, который они устраивали для детей.
- Давайте разговаривать, - вдруг нарушил молчание Макгинес, - не то еще Эдна услышит.
Эдна отвела взгляд от кофейника, который филиппинец ставил на стол.
- Что я услышу? - Она откинулась на спинку стула и разгладила юбку, словно готовясь опять принять на себя обязанность души общества.
- А то, что мальчики говорят девочкам, - Макгинес кивнул в сторону спальни.
Эдна изобразила на лице удивление, а Тэккер спросил:
- А почему ты решил, что это девушка?
Макгинес выставил вперед руку и указал на браслетку с часами; было около трех.
- Одно из двух: либо девушка, либо разносчик молока, - сказал он.
- Этого я за вами что-то не замечала, - сказала Эдна. - Раньше вы никогда ни о ком не злословили.
- Я и не злословлю, а только говорю. - Восковое лицо Макгинеса покрылось красными пятнами. Голос звучал несколько натянуто. - Это же типичный шалопай с Бродвея. Все повадки у него оттуда. Я только и говорю, что он шалопай с Бродвея, а такие не очень-то стесняются в выражениях, когда разговаривают с девушками по ночам.
- Нет уж, теперь давай говори, - сказал Тэккер. - Осточертело мне видеть, как вы с Джо ходите и бормочете себе что-то под нос про Уилока, все норовите подковырнуть его, только он отвернется.
- Я же...
- Говори прямо, начистоту. Что ты имеешь против Уилока?
- Кто, я? С чего ты взял? Я только сказал, что у него бродвейские замашки. А ты сам знаешь, не хуже меня, как такие франты разговаривают с женщинами.
Тэккер по-прежнему хмурился и ждал. Макгинес кивнул на столик, на котором выстроились бутылки с виски, потом опустил взгляд на огонь.
- Если на то пошло, Бен, - сказал он, - я скажу тебе прямо. Мне кажется, что этот юристик становится, как бы это выразиться, немножко того... словом, он какой-то взвинченный весь.
Тэккер вскочил и начал беспокойно шагать по комнате.
- Уилок и всегда-то был комок нервов, - сказал он.
Макгинес продолжал смотреть в пламя, а Эдна следила взглядом за мужем.
- Не думаю, чтобы это звонила девушка, - сказал Тэккер.
Он быстро вышел из комнаты, пересек коридор и остановился на пороге спальни. Генри сидел сгорбившись на краю постели; перед ним на маленьком столике у стены стоял телефон. Трубка была на месте. По всему было видно, что сидит он так уже довольно долго. Он опирался локтем о колено, голову уронил на руку, глаза были устремлены на телефон.