Бауер вышел раньше, чем Кэтрин нашла слова, чтобы выразить свое негодование, но Джонстон мельком на нее взглянул. Он увидел на ее лице гнев и увидел страх. Ему хотелось как-то утешить ее, но так ничего и не придумав, он с виноватой улыбкой отвернулся и стал спускаться по лестнице вслед за Бауером.
Пока мальчуган бегал менять деньги, чтобы получить свои десять центов, Бауер молча дожидался в машине, уткнувшись носом в воротник. Джонстон терпеливо стоял на тротуаре, на ветру, ни о чем не думая, желая только одного - чтобы скорее вернулся мальчишка, потому что ноги у него начали стынуть.
Мальчишка, оказавшийся хитрецом и оптимистом, вернулся с пятью монетами по пять центов. Две монеты он взял себе, а остальные отдал Джонстону. Потом остался стоять против него с просительной улыбкой честного пай-мальчика. Джонстон посмотрел на свои пятнадцать центов. Он уже было хотел сжать кулак и опустить деньги в карман, но вдруг совершенно неожиданно для себя отдал их мальчику. Ему припомнились дети Бауера, и это его растрогало. Он слишком мало в чем разбирался, чтобы в жалкой судьбе детей Бауера, - в их сиротстве при отце с матерью, в их одиночестве, винить мир бизнеса, в котором принуждены были жить их родители. Он просто жалел всех детей.
- Эх, напал ты, парень, на простака! - сказал он.
Мальчик взял деньги и одним прыжком подскочил к машине, чтобы открыть перед Джонстоном дверцу. Ему казалось, что, подрабатывая какую-нибудь мелочь таким путем, он поступает честно, хорошо и во всех отношениях похвально. И даже то, что он разогнал своих товарищей, оказалось кстати, теперь можно все деньги проесть самому и ни с кем не поделиться.
Джо тоже был уверен в победе. Он внимательно и терпеливо выслушал Бауера и только изредка вставлял замечания о том, что он хотел бы избежать всяких трений в конторе, что он стремится к тому, чтобы всем было хорошо. Когда Бауер выговорился и Джо почувствовал, что все упорство его испарилось и остался один только страх, Джо внезапно сказал ему, что напрасно он сам накликает на себя беду.
- Мы пошли вам навстречу, вы это очень хорошо знаете, - сказал он, - но терпенье наше может лопнуть, и мы предупреждаем вас, - как вы с нами поступаете, так и мы с вами поступим.
- Что вы сделаете? - спросил Бауер.
Джо помолчал.
- Сейчас мы в таком положении, - сказал он, - что нам нужна поддержка всех наших служащих, особенно тех, кто занимает ответственную должность, как, например, вы.
- Вы не можете заставить меня остаться! - вскрикнул Бауер. - Как вы можете меня принудить? Что вы хотите сделать?
Снова наступило молчание.
- Я хочу быть другом своих служащих, - сказал Джо. - Я убежден, что со временем мы будем с вами дружно работать. Я не хочу быть хозяином, который приказывает сделать то-то и то-то. Я хочу быть таким хозяином, у которого служащие сами все делают, по собственному желанию.
- Если я сейчас встану и уйду отсюда, как вы можете меня удержать? Что вы сделаете, чтобы меня удержать? Если я сейчас возьму и скажу, что не останусь, и выйду отсюда?
Джо на секунду призадумался.
- Вы как-то все принимаете шиворот-навыворот, мистер Бауер, - сказал он, наконец. - Если у вас там какие-нибудь трения с Лео, я сделаю все, чтобы это уладить. Брат - человек разумный, не может того быть, чтобы вы не сговорились. Ведь вы давно с ним работаете.
- Нет! Я отказываюсь. Вот и все.
Джо пристально смотрел на Бауера. Он сидел слегка наклонившись вперед и не менял положения, пока Бауер не опустил глаза. Тогда, не повышая голоса, он четко и ясно сказал:
- Вы сделаете так, как я велю, мистер Бауер, иначе мне придется вас убить.
Бауер отвернулся. Голова его была опущена. Он, казалось, смутился. Он ожидал чего-нибудь подобного с той минуты, как, поступив на работу к Лео, связался с гангстерами. Он думал, что когда ему это скажут, - так вот коротко и ясно скажут, - он умрет. Вскрикнет и умрет. А теперь он даже не испугался. Кроме неловкости, он ничего не ощущал. Лицо его горело от стыда.
- Видите, - сказал Джо, - я с вами вполне откровенен. Сегодня же возвращайтесь на работу и бросьте артачиться. Тогда все будет хорошо.
Бауер не мог поднять головы. В груди у него что-то накипало, он это чувствовал и чувствовал, как отвисают его разгоряченные щеки. Мурашки поползли по рукам и ногам, потом по всему телу. Потом дрожь волной пробежала по спине, залила мозг и забурлила в затылке.
- Ну, как? - спросил Джо. - Договорились?
Бауер встал. Ноги были как ватные. Поднимаясь, он вынужден был опереться руками на стул. Джо протянул ему руку, и Бауер прикоснулся к ней безжизненными пальцами.
- Мы не хотим никаких неприятностей, - сказал Джо. - Если у вас будут недоразумения с Лео или с кем бы то ни было, сообщите мне, и я приложу все усилия, чтобы это уладить. - Он потрепал Бауера по плечу и выпроводил его за дверь, и в эту среду Бауер работал.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. БИЗНЕС ПРАВОСУДИЯ
1
На следующее утро, в четверг, в начале одиннадцатого кто-то позвонил в Главное полицейское управление и высоким, срывающимся от волнения голосом заявил, что в квартире под ним, на Эджком авеню, - лотерейный банк.
- Минутку, - ответил полисмен у коммутатора. - Линия капитана Фоггарти занята. Не вешайте трубку. - Но оказалось, что он говорит в пустоту. Неизвестный дал отбой.
Четверть часа спустя тот же срывающийся от волнения фальцет вызвал капитана Фоггарти и, когда их соединили, опять сообщил, что в нижней квартире кто-то содержит лотерею.
- Я человек семейный, у меня жена, дети. - Высокий голос дрожал. Мне-то ничего, но куда это годится... Разве позволительно, чтобы на глазах у детей творились такие вещи?
Волнение неизвестного злило Фоггарти.
- Нельзя ли без истерики! - бросил он в трубку.
- Как? Что вы сказали, простите, я не расслышал. Как? Что?
- Я сказал: говорите спокойнее и дайте мне записать.
Капитан записал адрес банка, спросил имя неизвестного и когда тот явится с письменной жалобой.
- Вы что это? - Голос испуганно задребезжал в трубке. - Хотите меня заманить?
- Да успокойтесь вы, - сказал Фоггарти. - Куда заманить? Чего вы сдрейфили?
В тишине кабинета капитан услышал собственный голос. Тишина, как зеркало, отражала звуки. Грубые слова, сказанные резким голосом, не понравились ему. Против всех правил полицейской работы Фоггарти сразу сбавил тон.
- К нам то и дело обращаются с такими заявлениями, - сказал он. - Ну что вам стоит приехать, это же чистейшая формальность; мы по крайней мере будем знать, что это не шутка, а то нам уж очень часто приходится выезжать зря.
По безучастному молчанию аппарата Фоггарти понял, что говорит в пустоту.
- Алло, - сказал он и подождал. - Эй, вы там, алло, черт вас возьми! и стал дергать рычаг.
Дежурный у коммутатора ответил:
- Ваш собеседник повесил трубку, капитан.
- Черт вас побери, - заорал Фоггарти, - какого дьявола вы разъединяете!
- Да нет, сэр, - возразил дежурный, - он сам повесил трубку. Ваша линия и сейчас соединена, а он повесил трубку. Он уже второй раз так делает.
Молодой, исполненный служебного рвения голос дежурного разозлил Фоггарти не меньше, чем испуганный голос неизвестного. Испуганный голос означал для него срочную работу, голос же, исполненный служебного рвения, говорил о честолюбии.
- Мне показалось, что он здорово напуган, - сказал полисмен, - верно, боялся, что, если долго будет висеть на телефоне, мы установим его номер.
Фоггарти был уже староват для своей должности, и люди напористые внушали ему опасение.