- Я не шучу, толстяк, - сказал Баджли, направляя дуло на Джуса.
Джус снова открыл рот, но не мог произнести ни слова. Он еще несколько раз безуспешно пытался заговорить. Шея его вздувалась и дергалась, но он так ничего и не сказал.
- Марш в машину, - сказал Баджли, - или я из тебя дух вышибу.
Джус поднес руку ко лбу и потер его. Он снова широко раскрыл рот, потом закрыл и топнул ногой. Подбежало двое полисменов, они подхватили его под мышки, повернули и поволокли к машине, но он упирался ногами в мостовую и сопротивлялся изо всех сил. Полисмены отдирали его громоздкое тело от земли, а один ткнул его ногой под колено.
Иган стоял в дверях дома, отсчитывая арестованных; теперь он протолкался вперед.
- Посади сначала остальных, - сказал он Баджли и повернулся к арестованным.
- Давай, - сказал он. - Давай! Давай! Ходят, как сонные. - Делила стояла к нему ближе всех, он схватил ее за плечи и с силой толкнул. Она покачнулась и чуть не упала лицом на мостовую. - Ну, живей, потаскуха, понукал он. - Давай, пошевеливайся. Живей, живей, живей!
Джус не двигался. Оба полисмена держали его, а он стоял, упершись каблуками в мостовую. Арестованные гуськом торопливо обходили его и исчезали в машине.
- Ты что это? - спросил Иган.
Мистер Мидлтон высунул свое розовое лицо из машины.
- Позвольте, я объясню, - сказал он.
- Куда лезешь! - заорал Баджли. Он замахнулся револьвером, вскочил на подножку, втолкнул Мидлтона в машину и захлопнул дверцу.
- Я не могу ехать в этой машине, - сказал Джус.
- К сожалению, лимузина у нас нет, - ответил Иган.
- Я поеду на метро.
- Ты думаешь, это пикник?
- Я ведь не отказываюсь ехать с вами. Дело не в этом, только отправьте меня на метро или пешком.
Иган отстегнул от пояса наручники.
- Дай сюда правую руку.
- Со мной был несчастный случай! - отчаянно вскрикнул Джус. - В машине мне делается плохо.
- Дай руку.
Джус протянул руку, и Иган надел на нее наручник.
- Я, право, не могу, начальник! - кричал Джус. - Честное слово, со мной делается плохо в машине.
- Об этом раньше надо было думать, - сказал Иган. Теперь, когда наручники были надеты, он чувствовал себя куда увереннее. - Мы не можем делать исключения, я должен поступить с тобой по закону, как со всеми.
- Со мной ужас что делается после того несчастного случая.
- Несчастных случаев у нас не бывает, - сказал Иган, - мы ездим осторожно.
Иган потащил Джуса за наручники к машине, и тот поплелся за ним, словно бык, которого ведут на убой.
- Я просто не могу. - Джус отчаянно замотал толовой. - Вы сами увидите, не могу. - Он говорил торопливо. Его маленькие глазки затуманились мукой, лоб наморщился. - Я ничего не могу поделать с собой. Вот увидите. Не могу.
Баджли все еще держал в руке револьвер. Сегодня в его бизнесе выдался утомительный денек. Он взялся за ствол револьвера и рукояткой с размаху ударил Джуса по спине.
- Это тебе поможет, - сказал он.
От удара Джус согнулся, сделал, спотыкаясь, несколько шагов, потом остановился и повернул к Баджли свое большое страдальческое лицо.
- Нет, не поможет, - сказал он. - Вот увидите. Просто я не могу, как бы ни старался.
Иган провел Джуса вперед, к самой кабинке шофера, и прикрепил его наручники к кольцу, вделанному в стену. Джусу пришлось сесть вполоборота; верхняя часть его туловища была повернута к стене, а нижняя - внутрь машины. С ним рядом уселся полисмен.
- Я ведь объясняю вам, - сказал Джус, - что этого как раз со мной и нельзя делать.
- Должен же я принять меры, чтобы ты не скандалил. Пойми сам.
Джус нетерпеливо загремел наручниками.
- Нельзя так, - сказал он. - Вот вы увидите. Я ничего не могу поделать! Так нельзя.
- И я тут ничего не могу поделать, - сказал Иган и потянул цепь наручников, чтобы убедиться, крепко ли они сидят. - Сиди смирно, а мы ради тебя поедем потише.
Как только дверцы машины захлопнулись и мотор затарахтел, Джус встал и повернулся лицом к стене. Он низко пригнулся к закованным рукам. Его огромный зад выпятился.
- Прямо, как доска для объявлений, - пошутил сидевший возле него полисмен.
Полисмен не был черствым человеком. Он был молод и так трогательно некрасив, что вызывал к себе жалость. Это был рыжий парень с крупными розовыми веснушками, рассыпанными по всему мучнисто-белому лицу. Просто в данную минуту Джус означал для него только бизнес.
Кроме самого полисмена, эта шутка никого не рассмешила. Все, за исключением Бауера, испуганно глядели на Джуса. Бауер сидел в дальнем углу, у самой дверцы, обхватив голову руками.
Джус, прижавшись лбом к наручникам, вертел головой и терся лицом о скованные руки. Его трясло, и он хватал воздух широко открытым ртом; дыхание вырывалось громким прерывистым хрипом. Когда автомобиль тронулся, Джус издал короткий дикий вопль, еще быстрее завертел головой, и все тело его забилось в корчах. Он втягивал воздух судорожными глотками, а потом с воем выпускал его сквозь крепко стиснутые зубы. Вой исходил из самых глубин его существа и хватал за душу сидевших в машине.
- Господи боже мой, - сказал молодой полисмен.
Мистер Мидлтон нагнулся к нему.
- Я думаю, - сказал он, - лучше отвязать его, он будет спокойнее.
- Да кто же справится с этаким медведем!
- Уж и не знаю, что делать, - сказал мистер Мидлтон и, озабоченно покачав головой, уселся поглубже на сиденье.
- Уймите его! - вдруг вскрикнул Бауер. Он все еще сидел, обхватив голову руками, и кричал, не отнимая ладоней от лица.
- Много вас тут советчиков, - сказал полисмен. Чтобы его услышали, ему приходилось говорить очень громко.
- Уймите его! - кричал, не поднимая головы, Бауер. - Или я сам сойду с ума. - Он не мог вынести мысли, что Джус страдает из-за него. - Уймите его! Уймите его! Уймите, не то я покончу с собой. - Бауер сидел все так же, обхватив голову руками. С каждым воплем Джуса он старался запрятать голову поглубже.
Делила сидела, прислонившись к стенке машины. Она высоко держала голову. Ее большие потемневшие от душевной боли глаза невидящим взглядом смотрели на покачивающийся и поскрипывающий потолок машины. Она думала о школах, в которых училась, и как много она работала, чтобы преуспеть в этих школах, и какого труда стоило родителям дать ей образование. Ее смуглое лицо позеленело. Она обхватила руками плечи, еще нывшие от толчка Игана. Подбородок ее вздрагивал, она закусила дрожащую нижнюю губу и крепко впилась в нее зубами. "Ни за что не буду себя жалеть, - твердила она про себя. - Не буду, не буду, не доставлю им этого удовольствия". Слезы хлынули у нее из глаз и заструились по щекам.
- Вы что это, развлечение себе нашли? - обратился полисмен к Бауеру и Джусу. Он уселся поудобнее, положил ногу на ногу и скрестил руки. - Ну что же, вольно вам, развлекайтесь!
Тюремный автомобиль, за которым следовала целая вереница машин с любителями уличных происшествий, с воем проехал Эджком авеню, Седьмую авеню и Сентрал Парк авеню. Бауер зарыдал, и мистер Мидлтон, подсев к нему, старался его успокоить. Бауер, не поднимая лица, по-прежнему сжимал голову руками. "Оставьте меня, - говорил он. - Ничего мне не надо, только оставьте меня в покое!" Не отнимая рук от лица, он тряс головой и старался отодвинуться как можно дальше.
Вой продолжался до Парк авеню и по самой Парк авеню. Полисмен на задней подножке начал колотить дубинкой по двери, а Иган и Баджли, сидевшие рядом с шофером, барабанили кулаками в стенку.
- Похоронную затянули, - громко сказал полисмен, сидевший рядом с Джусом.
Джус пытался выдернуть руки из наручников. Он дергал и выл, дергал и выл. В краткие промежутки дыхание вырывалось из его груди с громким храпом. Джус выл, как дикий зверь. Наручники сдирали кожу с запястий, но он, видимо, этого не чувствовал. Он дергал и выл, потом, обессилев, валился на скамью. Снова поднимался и начинал опять дергать наручники и выть. Это был обломок бизнеса, в котором не осталось ничего человеческого. Длинные, мокрые от пота черные волосы упали ему на лицо, маленькие, налитые кровью глазки дико вращались среди черных косм, Он сотрясал всю машину. Наконец, он тяжело повалился на скамью, и тело его вытянулось, как бревно. Ноги Джуса заехали под противоположную скамейку, и он так и остался лежать, неподвижный и набрякший, словно утопленник. Он глубоко вобрал в себя воздух, долго задерживал его, потом с шумом выдохнул. Еще один глубокий вздох, и он потерял сознание.