- Сядь. Вот сюда. - Кэтрин подвинулась, освободив ему место на краю постели. - Садись сюда и расскажи мне, в чем дело.
- К чему? Это длинная история. Это такая длинная история, что ее за целую ночь не перескажешь. И чем ты можешь помочь?
Бауер медленно поднялся с пола и сел на постель. Он сидел в полукольце изогнутого тела Кэтрин. Она смотрела на него сбоку. Он повернул голову и взглянул ей в глаза, и на мгновение ему показалось, что ее взгляд обнимает его. - Это все там, на работе, - сказал Бауер. - Он просто доводит меня до сумасшествия, иной раз я сам не знаю, что делаю.
- Кто? Мистер Минч?
- Мне иногда кажется, что я убью его, если он не оставит меня в покое. Честное слово! Вот до чего дошло. Даже не знаю, что делать.
- Что ты! Почему? Мистера Минча? Ты говоришь про мистера Минча? Когда это случилось? Сегодня?
- Сегодня, вчера, в среду, в субботу, - какая разница, когда! Это уже давно тянется. Ты ведь знаешь, Кэтрин, я никогда никого не трогаю. Я в жизни никому не делал неприятностей. Я сам не хочу иметь неприятности и никому не хочу делать неприятности. Да вот только сейчас, когда я возвращался домой, в подъезде, внизу, один человек... Я бы мог... у меня была возможность... сделать... ужасную вещь. Но, понимаешь, они гоняются и цепляются, и до того, до того доводят человека, что уже нет никаких сил выносить это, доходишь до точки.
Бауер вскочил на ноги. Он низко наклонился к лицу Кэтрин.
- До точки! - крикнул он. - Предупреждаю тебя!
- Фредди, да что случилось? - Кэтрин слезла с постели. - Скажи мне. Я же ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.
Она близко подошла к мужу и настойчиво прижалась к нему, заглядывая в лицо.
- Поди ко мне и расскажи про свою беду, - попросила она.
Бауер попятился от нее.
- А ты поцелуешь меня, и все будет хорошо!
- Но ты же можешь сказать мне?
- Нет. Как я могу тебе сказать? Чем ты поможешь?
- Ну, Фредди, пожалуйста. - Она снова подошла и снова прижалась к нему. Бауер почувствовал ее груди под своей рукой. В голове у него стоял дикий гул, и на мгновение ему показалось, что ее объятье ограждает его от этого гула.
- Прошу тебя, Фред, скажи мне, - прошептала Кэтрин.
- Ладно. - Голос его звучал хрипло. - Ладно.
Он отступил на шаг. Слова теснились в голове. Он не знал, какие выбрать. Ему хотелось рассказать обо всем сразу. Он дышал тяжело, словно его что-то душило.
- Ладно. Я скажу тебе, - пробормотал он. - Ты сама захотела. Ладно, слушай. Я должен уехать, а где мне взять на это денег?
- Куда уехать?
- Куда глаза глядят! Как бродяга, без гроша в кармане, в товарном поезде!
- Ты что, с ума сошел?
- Нет. - Бауер опустил глаза. - Так нужно.
- А дети? Что они будут есть, если ты бросишь работу?
- Вот об этом-то я и думаю.
- Так! - вскричала она. - Да подними ты голову. Перестань бормотать. Говори толком. Что ты надумал?
Бауер медленно поднял голову.
- А вот что я надумал: надо бросить эту работу, стать на пособие и как безработный получить временную работу... а потом, может быть, я сумею устроиться на такую службу, где не придется каждую минуту дрожать, что тебя застрелят из-за угла.
- Кто это станет в тебя стрелять?
- По крайней мере, тогда я смогу собраться с мыслями и немножко оглядеться. Да нет, нет, разве я человек? Камень какой-то на дороге, топчите его, толкайте. Стой здесь, катись туда... Кто это станет со мной считаться, спрашивать меня - пихнут, и все. Казалось бы, ясно, что человек, если захочет, может сменить эту службу - так или нет? А вот, по-ихнему, нет. Они меня не отпустят. Поэтому я и должен уехать. Но тогда я не получу пособия. Вот об этом-то я и думаю, и еще думаю, что все-таки должен уехать: уехать, и все. Так я решил, окончательно.
- Ты хочешь нас бросить?
- Да, - сказал он спокойно и твердо.
- Что ж, хорошо. Бросай нас, беги.
- Не говори так. Ты должна мне помочь. - Бауер начал придвигаться к ней. - Я еще никогда ни о чем тебя не просил с тех пор, как мы поженились. Я всегда старался, как мог, для тебя. Но теперь ты должна помочь мне.
- Ты просишь меня помочь тебе уморить с голоду наших детей?
- Нет, Кэтрин, не надо так говорить. - Он протянул к ней руку, но не коснулся ее. Он робко держал руку над ее плечом. - Я совсем болен, у меня внутри живого места нет, - сказал он. - Я так болен, что последнее время просто не знаю, где я и что со мной. А как, на какие средства будут жить дети, если я умру? - Он слегка коснулся рукой ее плеча.
- Все равно, ты не должен так убегать! - крикнула Кэтрин. - Ты только это и знаешь. Как что-нибудь случится, ты прежде всего думаешь, куда бы убежать.
Бауер снял руку с ее плеча, и рука безжизненно повисла.
- Ты не веришь мне? - спросил он. - Не веришь, что я должен уехать, что меня убьют, если я не уеду?
- Ты хочешь убежать. Вот чему я верю. Убежать, потому что тебе невесть что взбрело на ум.
- Кэтрин, меня убьют!
- Кто тебя убьет? Этот маленький мистер Минч, который держал тебя на работе, когда все кругом сидели без куска хлеба? Только на прошлой неделе он прибавил тебе жалованье.
- Я ненавижу его. А он ненавидит меня. Когда я с ним в одной комнате, я за себя не отвечаю.
- Ты ненавидишь его, он ненавидит тебя! Что за чепуха! Для тебя жизнь детей игрушка, что ли? О себе я не говорю. О себе я беспокоюсь не больше, чем ты обо мне.
- Я вижу, с тобой говорить бесполезно.
- Да. Я знаю, что у тебя на уме только одно - убежать. Ты всю жизнь так делал.
- Правильно, - резко сказал Бауер и вышел из спальни.
Кэтрин стояла задумавшись, глядя мужу вслед. Потом снова легла в постель. Полежав немного, она встала, сунула ноги в ночные туфли и приоткрыла дверь. Мэри лежала, засунув большой палец в рот. Кэтрин потянула палец изо рта, и глаза девочки открылись; лицо у нее задрожало. Потом она нахмурилась.
- Спи, детка, - прошептала Кэтрин. Она прикрыла ей глаза ладонью. Когда она отняла руку, глаза девочки были закрыты. - Спи, - прошептала Кэтрин. Спи - увидишь во сне, будто идешь в гости в новом платье.
Она помедлила возле кровати, глядя на дочь. Большой палец снова потихоньку подбирался ко рту, и Кэтрин вздохнула. Когда сиротливое чмоканье возобновилось, Кэтрин вышла, прикрыла за собой дверь и прошла в гостиную.
Бауер сидел в кресле у окна. Перед ним стояла небольшая этажерка с книгами. Это были почти сплошь учебники коммерческой корреспонденции, которые Бауер выписывал, когда в нем еще жила надежда преуспеть в бизнесе. Он думал о том, какова была бы его жизнь, изучи он до конца все эти книги. Иной, совсем иной, решил он. "Такому человеку, как я, - рассуждал он сам с собой, - нужны преподаватели, чтобы подгонять его и заставлять учиться, пока он не выучит все от корки до корки".
Кэтрин зажгла свет. Бауер нахмурился и зажмурил глаза. Кэтрин тоже зажмурилась, потом посмотрела на Бауера, нахмурилась и долго смотрела на него, неясно различая его лицо, но видя, что он смотрит на нее и хмурится.
- Мне кажется, нам нужно обсудить все спокойно, без ссор, - сказала Кэтрин.
- Какой смысл пережевывать все сначала? - сказал Бауер.
- А тот смысл, что я не могу помочь тебе, пока не знаю, в чем дело.
- Ты вообще не можешь мне помочь. Что ты можешь сделать? Я никогда не ждал от тебя помощи.
Кэтрин подошла к мужу и села на стул против него. Он, отвернувшись, смотрел в окно.
- Они совсем извели меня там, - сказал Бауер. - Все грозились: не смей уходить, а уйдешь - убьем. Ну вот я и вызвал полицию, а полиция произвела налет. И они знают, что это сделал я.
Кэтрин беззвучно ахнула и прижала руку к губам.
- Да, - сказал Бауер, - так обстоит дело. Вот тебе и вся история в двух словах. И сейчас я жду, что они придут и расправятся со мной.
Наступило долгое молчание. Кэтрин не решалась заговорить. Бауер продолжал виновато смотреть в окно. Потом он подумал, что она, верно, ушла или, быть может, ей дурно. Он повернул голову.