Пауза продлилась секунду, может, две, но для соучредителя этого было достаточно, чтобы понять, с кем он имеет дело и как себя с ним вести. Было очевидно, что Стаська, хотя и одет в фирму и баулов при нём тоже много (аж четыре штуки), груб и неотёсан, а повадки выдавали в нём провинциала и туповатого мужлана. Новичок это оценил, быстро взвесил все за и против и начал приветствие заново.
– Но менты базарят, что я типа аферист и торговец людьми, – усмехнулся он. – Сочиняют, падлы. Сам знаешь, братишка, как эти мусора работают.
Услышав наконец-то знакомые и сердцу милые слова, Станислав повеселел и, протянув новичку свежую газету со статьёй о гастролях банды Вампиров да кружку со свежим чифиром, наконец представился и подал руку.
– Во, почитай, как будешь время иметь. Тут про меня и моих написано, – с нескрываемой гордостью объявил он.
Наконец назвался и вновь прибывший. Оказалось, зовут его Саулюс, статья у него «мошенничество в особо крупном размере», сам он из Вильнюса и ранее даже не судим, хоть и попадал неоднократно под подозрение.
– Первоход, значит, зелёный, – деловито заявил Стасик, будучи сам точно таким же.
Но не имевший образования Стаська имел отличный жизненный опыт и развитое чутьё, которое присуще всем дворовым и криминальным элементам, и это чутьё подсказывало ему, что Саулюс что-то не договаривает и тщательно скрывает.
А скрывал он вот что. Фамилия у афериста была, скажем так, не самая подходящая для такого учреждения, куда он попал, а именно Яйценюх. Эта древняя, то ли украинская, то ли молдавская фамилия не особо котировалась в литовских тюрьмах, где основным языком общения оставался русский. Саулюс это понимал и, становясь на преступный путь, прекрасно осознавал, что его может ожидать не самый гостеприимный приём в камере, но всё же рискнул начать преступную карьеру и зачастую количество баулов спасало его от неминуемых разборок и насмешек со стороны сокамерников.
А в остальном он был парень хоть куда, весельчак с подвешенным языком, каких поискать, романтик с большой дороги, прекрасно владел русским и литовским матом, свободно говорил на трёх языках – русском, польском и литовском, немного разговаривал и матерился даже на английском (диковинным для Стаськи). Был широко эрудированным и начитанным и вынашивал в голове столько мыслей и идей, что с лихвой хватило бы на всю банду Вампиров. Бытует мнение, что человек за свою сознательную жизнь знакомится примерно с 80 000 людей, а этот прохвост к своим неполным двадцати пяти годам успел пообщаться и в большинстве случаев обмануть как минимум тысяч восемьсот доверчивых граждан.
Мало пил алкоголя, всё больше употребляя амфетамин с героином и другие столичные средства расслабления. Слушался маму с бабушкой (некогда сидевших по схожей статье и могущих дать дельный совет и поделиться опытом). Вид имел хоть и представительный, но малость потрёпанный: S-образный нос, подпухшие и в некоторых местах зашитые губы говорили о том, что жизненный путь афериста опасен и тернист. Правда, последнее время на английский манер он частенько называл себя ни много ни мало эффективным менеджером. Бабушка с мамой, очевидно, предугадав, какое будущее ждёт их чадо, после распада СССР поспешили было в паспортный стол, чтобы изменить знаменитую фамилию на литовский лад и скрыть всю эту историю с яйценюхством раз и навсегда. Своё желание они объясняли патриотическим порывом души и сердца.
Но случилось непредвиденное обстоятельство: переводить фамилию на литовский не стали, потому что получалась какая-то белиберда из семнадцати букв, менять на новую было накладно, дорого и влекло за собой много бюрократических проволочек. Авось пронесёт, понадеялись домочадцы, оставив всё как есть.
А сам Саулюс, когда уже в камере прояснялась его великая тайна (и косяк по совместительству), спокойно заявлял:
– Откуда мне знать, чем там занимались мои далёкие предки, что им втюхали такую фамилию. Я этим не балуюсь. – И громко хохотал на всю камеру.
Рано или поздно узнал правду и Стаська, почувствовав к сокамернику лёгкое недоверие. Босс нахмурился, делая вид, что интенсивно думает, затем всё же, не подумав, спросил:
– А ты в натуре не такой? Ну ты, короче, нормальный? – неуклюже поправился он. – Просто здесь пацанская хата, понимаешь?