Играл он хорошо, да что там хорошо — просто блестяще! Об этом свидетельствовал тот факт, что шум в зале, который производили несколько утомленные слушатели, тут же стих, и даже перестали болтать девочки-хористки, угнездившиеся на галерке. В каком-то то ли полусне, то ли полузабытьи Мишка закончил свою пьесу, рассеянно поклонился мощным аплодисментам и поплелся за кулисы. Там его встречал Ёжиков. Вид у него был какой-то встревоженный. Он даже чуть присел, чтобы заглянуть в глаза Мишке, почему-то взял его за мочку уха, а потом потрогал лоб.
— Мишань, — сказал он, встряхивая Мишку за плечо, — все-таки ты какой-то странный последнее время. Ты почему решил играть не Тронье, он же в концерте заявлен?
— А? — вдруг очнулся Мишка, словно он пребывал где-то на дне глубокого бассейна и никакие звуки из внешнего земного мира до него не доходили. — Какого Тронье?
— Нашего Тронье, — терпеливо пояснил Ёжиков. — Которого мы с тобой разучивали. Нет, ты, конечно, классно сыграл, спору нет, и пьеса красивая. Это кто? Раков? Или переложение Гуно?
Тут до Мишки начало доходить, что он и в самом деле играл не Тронье.
— Нет, Виктор Сергеич, — признался он, — это не Раков и не Гуно. Это я вчера, когда репетировал, сочинил. Случайно.
— Сам сочинил, говоришь? — удивился Ёжиков и даже поправил очки на переносице, словно для того, чтобы лучше разглядеть юного гения. — Сочинил ты здорово, но играть нужно было все-таки Тронье.
— Извините, Виктор Сергеевич, — пробормотал Мишка, — кажется, я действительно, не того.
— Это бывает, бывает, братец, — похлопал его по плечу Ёжиков. — А вообще талантливо, очень талантливо. Ты тогда на второе отделение не оставайся, а ступай, братец, домой да скажи маме, чтобы она тебе аспирину дала и чаю горячего с медом на ночь: хорошо успокаивает.
Мишка поплелся к своему месту, чтобы сказать Валерке, что он уходит домой. Он вышел в фойе, чтобы пройти коридором, и тут его догнала Катя.
— Слушай, — вдруг схватила она его за руку, — ты что, правда это сочинил?
— Ну да, — пожал плечами Мишка так, словно для него сочинять песни и композиции — самое обыденное дело. — А сегодня вот взял и ни с того ни с сего сыграл.
— Это же классно! — восхитилась Катя.
— Что классно? Что сыграл не Тронье?
— Нет, против Тронье я ничего не имею, — открестилась Катя. — Тронье я не слышала. Но классно, что у тебя получилась такая вещь. А на ноты ты ее переложить сможешь?
— Ну, — ответил вконец ошалевший от неожиданной встречи и еще более неожиданного разговора Мишка.
— А завтра принесешь?
— Ну.
— Ну что ты все «ну» да «ну»?
— А тебе зачем?
— Что зачем?
— Ну, ноты?
Катя на секунду задумалась. Она оглядела Мишку критическим взглядом учительницы, у которой выходила для ученика либо четверка с плюсом, либо пятерка с минусом.
— А ты не проболтаешься?
— О чем не проболтаюсь?
— О чем я тебе сейчас скажу.
— А что ты скажешь?
— А ты скажи, что не проболтаешься.
— Ну, — пообещал Мишка.
Катя закрыла глаза, словно собиралась прыгнуть с не внушающим доверия парашютом с километровой высоты, и единым духом призналась:
— Я хочу стать певицей.
— Ну!
— Слушай, ты в самом деле такой за-ну-дный или только притворяешься? — рассердилась Катя.
— Притворяюсь, — вздохнул Мишка.
— Ну вот, я решила стать певицей. Уже давно. Но для того, чтобы пробиться на эстраду, надо засветиться. Вот я и нашла один конкурс для начинающих певцов. Но туда нужно представлять совсем новые песни, те, которые еще нигде не звучали.
— Так ты, значит, в музыкалку за этим приходила?
— Ну да, разговаривала с преподавателями, выясняла, что и как. В музыкальной школе все строго, здесь репертуар классический, а сочиняют, как мне объяснили, уже где-нибудь в консерватории те студенты, которые, скажем, обучаются по классу композиции. А оказывается, не только студенты.
— Так, значит, тебе моя вещь понравилась?
— Очень, — призналась Катя. — Только теперь нужно придумать, как ее записать.
— Да какие проблемы! Завтра же к утру сделаю.
— Да я не только ноты имею в виду. Нужно ведь сделать все по-современному, как это…
— Аранжировать, — подсказал Мишка.
— Вот-вот, — подтвердила Катя, — и потом записать фонограмму, под которую я могла бы спеть.
— Да, это проблема, — задумался Мишка. — Но начинать, наверное, все равно с нот надо.
— Да, наверное, именно с этого, — кивнула Катя. — Но ты не торопись, время еще есть. А потом, самое главное, подумай — согласен ли ты?
Еще бы Мишка не был согласен! Во-первых, это было его самое лучшее сочинение. Сочинял он много, особенно когда та или иная пьеса не удавалась, и он вместо произведений классических композиторов выдумывал что-то свое. Во-вторых, это был повод, чтобы еще раз встретиться с Катей. А там, как знать, может быть, он понадобится ей еще для чего-нибудь. Скажем, для той же аранжировки. Да, нужно будет сегодня же вечером еще раз как следует проштудировать учебник по музыке Способина. Совсем что-то Мишка от рук отбился, перестал заниматься. Так можно и все зачатки музыкальной грамоты растерять. Кем он тогда будет выглядеть перед Катей? Хвастливым увальнем, не более того. Да-да, обязательно нужно будет перечитать учебник. И по сольфеджио подтянуться.
Наскоро попрощавшись с Валеркой, Мишка коршуном ринулся к раздевалке, чтобы успеть перехватить Катю, но та уже, видимо, ушла. Однако Мишкиного счастливого настроения это уже не испортило. Всю дорогу до дома он на губах исполнял арии из разных опер и несколько раз для профилактики, чтобы не забыть, повторял свою пьесу. До дома он добрался удивительно быстро. Раньше они с Валеркой обычно пользовались автобусом. Веселенькое дельце — топать пехом четыре остановки! Но теперь Мишка их словно и не заметил. Начал было бубнить свою пьесу, сделал два шага — и вот он уже у родного подъезда. Взлетев единым махом на свой этаж, Мишка открыл дверь ключом и порадовался, что мама и папа с работы еще не вернулись. Можно немедленно приниматься задело!
ТАКТ 8 Антисканер антисканера
В это же самое время начальник лаборатории Владимир Геннадьевич был занят тяжкими размышлениями. Четыре машины слежения за объектом имели, кроме сканирующей аппаратуры, также одно весьма хитроумное устройство, названное Владимиром Геннадьевичем «ААс». Расшифровывалось это достаточно просто: антисканер антисканера. И вот эти самые ААсы вдруг стали показывать, что в машине объекта активизировался антисканер. С одной стороны, это могло быть прихотью объекта или мерой разумной предосторожности. С другой стороны, могло быть так, что объект заметил слежку за собой и решил выяснить, кто же это такой умный считывает его разговоры с пейджера. Если ему это удастся, то директор Организации Владимира Геннадьевича по головке не погладит. Да что там! Могут быть неприятности и с людьми объекта, особенно если у них есть какой-нибудь хитрый приборчик под названием АААс — антисканер антисканера антисканера. Уж он-то тогда точно покажет, что противник хитер и замечает антисканирование. Да, тут было о чем подумать! То ли бежать со срочным докладом к директору, то ли думать, как защитить свою аппаратуру: перевести ее на другие частоты или применить что-то принципиально новое и оригинальное, до чего еще антисканеры не додумались.
Первый вариант был быстрее, но он Владимиру Геннадьевичу не нравился, поскольку показывал его техническую несостоятельность. Директор Организации ведь не будет влезать в тонкости изготовления аппаратуры для шпионажа и прослушивания. Он просто подумает о том, что ему нужно найти другого специалиста. И высокооплачиваемая работа уплывет к другому человеку. Второй вариант был плох тем, что на приведение его в действие требовалось время. Кое-какие задумки у Владимира Геннадьевича имелись, но все же их нужно было довести до ума. Опять же никто не мог знать, как они себя покажут на практике и не будет ли каких-нибудь неожиданных сбоев. Перед Владимиром Геннадьевичем стоял тяжелый выбор. Время шло, а он все никак не решался сделать шаг ни в одну, ни в другую сторону.