– На деятельность всех фирм, связанных с Япончиком, будет наложен арест и будет произведена их тщательная и детальная проверка.
– Ну, и что?
– Это значит, что Интерпол проверит и твой «Арбат интернешнл», по которому деньги идут в Будапешт, и «Ритуал», и «Аткома» в Вене, и «Славик Инкорпорейтед» в США, – перечислял по пальцам Бондарович; он неплохо владел информацией. – Еще назвать?
– Как хочешь.
– Как по-твоему, что найдут?
– Ничего, – голос Могилевчука был холоден, как затвор пистолета на морозе.
Александр опять сверлил Севу глазами:
– Может быть, и ничего. Хотя вряд ли… Но самое главное, ты понимаешь, не в этом.
– Так в чем же, чем ты меня хочешь напугать, майор? Интерполом? Плевал я на него, – Могилевчук и правда едва не плюнул на пол; наверное, бандиту все труднее было держать себя в руках – он был довольно импульсивный человек.
– Япончик надолго вышел из активной игры. Он, конечно, сможет и из камеры при помощи адвокатов вести стратегическую линию вашей «корпорации» или «фирмы», как ее называет ваша «братва», – начал объяснять Александр. – Но кто-то из ближайших помощников должен заменить его по многим тактическим или, если хочешь, рутинным, вопросам здесь, на свободе…
– Известно, заменят, – согласился Сева.
– А теперь представь, что ты сначала просидишь в Лефортово тридцать дней, потом я предъявлю тебе обвинение в незаконном вывозе капитала за рубеж – на основании тех документов, которые мне предоставит Интерпол за эти тридцать дней. Вполне реальная перспектива, правда?.. – Александр чувствовал, что садится на белого коня. – И еще я побеспокоюсь, чтобы «тюремная почта» для тебя работала очень плохо, и Розбашу твоему продажному создам некоторые затруднения, чтобы он твои «ксивы» на волю не таскал…
Могилевчук слушал его с мрачной физиономией.
Александр продолжал:
– У меня есть кнопки, на которые я могу нажать. Как ты думаешь, к каким последствиям это приведет для тебя?
– А для тебя? – в глазах вора блеснула неприкрытая ненависть.
«Проняло, проняло сукиного сына, – понял Бондарович. – Теперь все пойдет, как по-писаному: сначала угрозы, потом предложения взяток, потом «торговля» на моих условиях… Никуда ты, голубчик, не денешься. Закукарекаешь, если захочу, а нужно будет, – закукуешь!»
– Подходим к сути дела? – усмехнулся Александр.
Сева Могилевчук крепился из последних сил:
– Ну, ну, прыткий!..
– У кого-то из ваших есть сейчас шанс хорошо выдвинуться, – как после смерти Тимофеева, когда вы поделили «орехово-борисовскую» долю, как после отстрела Квантришвили… Но для этого нужно быть на свободе. Такая малость! Всего лишь выбраться отсюда… А ты можешь сильно опоздать к дележу. Что скажешь?
Могилев несколько помягчел:
– Скажу, что ты не по чину разговор затеял, майор. У меня в моей епархии звание, считай, «генеральское». А ты кто такой, чтобы со мной торговаться? – Сева нагло усмехнулся ему в глаза. – Завтра тебе скажут меня выпустить, ты и выпустишь.
– Ошибаешься, не выпущу.
– Как миленький, выпустишь. И не пикнешь! Вот и все, что будет. Или ты хочешь свою долю, отдельную?
– Насчет «моей доли» я уже все слышал, что твоя братва могла мне предложить, да и ты прекрасно знаешь, что они в ответ слышали, – Бондарович откинулся на спинку стула. – Не хорохорься, Могилевчук. Тоже мне, генерал. Не смотри, что у меня одна звезда на погонах, не обманывайся. Приходилось мне и с Япончиком работать, пока он за море не свалил, и настоящих генералов допрашивать. Бывших, конечно, теперь они просто зэки. Впрочем, не исключено, что с тобой захотят поговорить и чины повыше моего. Только вот в чем дело: рекомендовать им, кого следует разрабатывать в дальнейшем, буду я. А для этого я должен хорошо с тобой поговорить.
Сева принял информацию к сведению; он вообще был сообразительный человек – иначе не достиг бы таких высот «в своей епархии»:
– Чего от меня хотят? Стучать? Я «вор в законе» и на «кума» не работаю.
Александр покачал головой:
– Да брось ты! Процентов семьдесят из ваших «законников» были в контакте, и подписки многие давали: «Отказываюсь от воровского звания и проповедования воровских идей… Обязываюсь помогать и содействовать пресечению… Прошу перевести в больничку…» – Бондарович брезгливо скривился. – Грош цена вашей философии, когда петух клюнет… когда в перспективе – на задворках остаться.
– Думаешь, и я такую ксиву напишу? – глаза Могилевчука бегали, выдавая его растерянность.
На этот раз смолчал майор, оставляя Севе простор для соображения. К тому же Александр не хотел без особой нужды злить волка.