Он наклонился вперед и снял шляпу:
- Посмотрите! - И голова его оказалась в круге света, источаемого керосиновой лампой.
Шериф глянул и пришел в ужас. Черные волосы Дюка были густо посыпаны солью ранних седин. И сейчас, когда Дюк поднял лицо почти к самой лампе, шериф заметил, что годы оставили свой след не только в морщинках, но и в самом выражении лица. Этого ему хватило; он откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул и откашлялся. Беседа начинала действовать ему на нервы. Что нужно от него Дюку? К чему это деланное смирение? Куда подевался его взгляд, полный огня, его оскорбительный смех, его слова, бичующие собеседника? Только улыбка осталась прежней - печальной, суровой, непроницаемой, холодной.
- Я хотел бы, - сказал Дюк, - чтобы все поняли меня, чтобы смогли во всем разобраться.
- Дюк, я вас внимательно слушаю!
- Я хочу навсегда покончить с прежним образом жизни.
- О!
- Я завязал, шериф. Я хочу начать абсолютно мирную жизнь.
Шериф кивнул головой:
- От души надеюсь, Дюк, что вам повезет!
- Значит, вы не верите, что я хочу этого? Или вы думаете, что не сдержу собственного слова? Шериф, внутренне я изменился в гораздо большей степени, чем это демонстрирует моя внешность!
- Значит, вы изменились?
Тут шериф поднялся с ощущением несколько большей уверенности и внимательнее всмотрелся в своего ужасного собеседника. Нет, в самом деле, ведь могли же льву подрезать когти и вырвать клыки? Почему бы и нет?
- Я полностью переменился, - повторил Дюк.
- Я совершенно уверен, что именно так оно и есть. Вы собираетесь вернуться на ранчо Картера?
- Сначала хотелось бы повидать Линду, - пробормотал бывший каторжник, поднял голову и улыбнулся. - Нет, я действительно хотел бы увидеть Линду! Он посмотрел прямо в глаза шерифу. - Я хочу, чтобы она сама сказала мне, что следует предпринять в первую очередь.
Дюк обратил внимание, что шериф почесывает щетину на подбородке, а мысль его неуловимо начинает ускользать в сторону.
- Значит, вы все-таки не разлюбили девушку?
- Ну конечно же нет! - Дюк вскочил со стула и изменившимся голосом спросил: - А почему, собственно, я должен был это сделать?
- Да нет, никаких причин к тому вроде бы нет, - процедил шериф сквозь зубы, как будто кто-то сунул ему под самый нос револьверный ствол. - Я думаю, что в данном случае вообще никаких причин не существует!
- Сэр! - горячо воскликнул Дюк, постепенно теряя выдержку и бледнея. Вы намереваетесь сказать мне что-то важное?
- Вовсе нет, Дюк, - вымолвил несчастный шериф, в Душе которого шел бой между отвагой и трусостью.
- Шериф, я вытрясу из вас правду!
- Дюк, вы слишком долго отсутствовали...
- Так что же, она вышла замуж за другого?
- О нет!
- Обручилась с кем-то?
Шериф утвердительно кивнул головой. Дюк резко отшатнулся от него и опять скрылся в глубокой тени своего угла. Шериф не взялся бы сейчас определить, что именно произошло с ним в этот момент: вонзилась ли в его сердце стрела истинной горечи, которую довелось хоть раз испытать каждому влюбленному, или же в нем взыграло оскорбленное самолюбие. Тем более что, когда его лицо вновь выплыло из черной тени, на нем уже никак не отражались движения его души. Циничная, пополам с презрением, улыбка опять появилась, словно приклеенная, на его физиономии.
- Что ж, это можно было бы предположить, - сказал он. - Какая же это девушка, скажите мне, выдержит три года? И кто же этот счастливец, а, шериф?
Шерифа не мог обмануть спокойный голос Дюка, и он понял, что буря может грянуть в любой момент.
- Ну какая вам разница, Дюк? Ведь это все-таки не нож в спину и не пуля в темном переулке...
- Вы полагаете?
Эти два слова заставили шерифа дрогнуть; ему показалось, будто кто-то невидимый опустил ему за шиворот добрую пригоршню снега.
- Что поделаешь, раз уж случилось... Молодые девушки имеют обыкновение меняться со временем, Дюк. Кроме того...
- Кроме того, ее репутации несколько вредило знакомство с каторжником, так?
- Я этого не говорил.
- Считайте, что я прочитал ваши мысли. Кто же все-таки этот человек?
- Дюк, вы что, собираетесь отыскать его?
- Найти, чтобы опять вернуться в тюрьму? - Дюк улыбнулся как-то совсем иначе, просто грустно. - Я не идиот. С этого момента все мои поступки будут иметь совершенно законный характер, никто больше не сможет привлечь меня за мои действия к ответственности. Да а, теперь я многое понимаю, и опыт мне пришлось приобретать слишком дорогой ценой. Так что мне просто любопытно, что это за человек, который свел со двора красавицу Линду Мэррей.
Судя по тону, каким он произнес последние слова, несложно было догадаться, что в течение последних десяти секунд этому человеку удалось полностью выкинуть из головы мысли о ветреной девчонке или уж, по крайней мере, осознать, что у него нет никакой надежды вернуть ее. И шерифу, для того чтобы покрыться от страха липким потом, хватило простого осознания истинного могущества силы воли своего собеседника.
- Рано или поздно вы все о нем узнаете. Кроме того, вы, Дюк, уже давно, скажем так, не испытываете к нему уважения. Это Бад Спрингер... - И шериф выжидательно уставился на молодого человека.
Дюк, кажется, засмеялся. Смех его звучал тихо, но тело содрогалось.
- Я бы сказал, шутка удалась, - произнес он. - Человек, благодаря которому я попал на каторгу всего лишь за то, что стрелял в него, именно этот человек, пока я отсутствовал, увел у меня девушку!
Он опять засмеялся, но лицо его при этом болезненно побледнело.
- Линда действительно любила меня, - объяснил он шерифу, - и то, что она спуталась с этим...
- Ей стало жалко Бада. И потом, вы должны понять...
- Не будем говорить о ней, - холодно произнес Дюк. - Если бы мне пришлось оставить коня, он наверняка бы дольше тосковал по хозяину. И если она успела за такое короткое время полностью забыть меня, то, полагаю, мне это удастся ничуть не хуже, чем ей. Поэтому в данный момент меня гораздо больше интересуют планы комитета по моей торжественной встрече. Кажется, эти ребята, черт их побери, готовятся тепло сказать мне: "Добро пожаловать домой, парень!", не так ли?
Шериф, несмотря на непрекращающееся чувство страха, засмеялся: