Намотав эту верёвочку на палец, шериф неожиданно вытащила из-за широкой пазухи рубашки Дучесс симпатичный маленький револьверчик, такой малюсенький, что даже опытная рука картёжницы с трудом могла бы ухватить его, не говоря уже о том, чтобы спустить курок. У револьвера было два коротеньких ствола большого калибра.
— Как я и говорила, парочка трупов! — заявила шериф. — Я как раз хотела сказать, что не хватает парочки трупов. И одним из них должна бынл стать ты, Тори!
Лицо Тори полностью залила жгучая краска стыда, и она отступила в толпу, пытаясь укрыться от позора. Но на неё так никто и не смотрел, потому что эти серьёзные люди ужаснулись результатам фокуса, который проделала шериф.
— Видите, как она подготовилась? — спросила Тома Аньена, отступив па шаг. Она говорила о Дучесс уже как о мёртвой или, в лучшем случае, как о посаженной в клетку кровожадной хищнице. — Предположим, что в кобуре у неё не было бы револьвера. Если кто-то застал бы её врасплох, то под одеждой на этот случай спрятан второй револьвер. Но если бы у неё не вышел и этот трюк и пришлось бы поднять руки и заложить их за голову, то большим пальцем за шеей она ухватила бы верёвочку и выудила бы эту игрушку. Тут и конец человеку, который уже вздохнул с облегчением, выполнив сложную и опасную работу по аресту преступницы. О, Дучесс стреляет с подбородка так же хорошо, как с плеча или с бедра. Дучесс, не так ли вы ухлопали Пенни Сенки?
Дучесс опять простодушно улыбнулась и не произнесла ни слова.
— Конечно, вам нечего сказать, — произнесла Тома Аньена. — Повернитесь!
Дучесс повиновалась.
— Держите её на мушке, девчата! Пусть только шевельнётся, пусть только попробует! А теперь, Дучесс, опустите руки и заведите их за спину?
Дучесс беспрекословно повиновалась, и как только запястья её очутились за спиной, щёлкнули наручники.
— А теперь, — с облегчением вздохнула шериф, — похоже, что я своё дело сделала!
— Отличная работа, это уж точно! — загудела толпа.
— Повернитесь, — велела шериф Дучесс и продублировала приказ тычком ствола в рёбра.
Дучесс повернулась и встретилась взглядом со своими врагами.
— Поглядите-ка на неё, девчата, и расскажите ей, в чём тут дело.
— Чёртова твоя бандитская душа, будь она проклята! — крикнула высокая женщина с искривлённым лицом, выскочившая вперёд из глубины толпы. — Я расскажу тебе, за что тебя повесят! Ты…
Поскольку ругательство застряло у неё в глотке, она просто размахнулась и ударила Дучесс кулаком в челюсть.
— Стоп, Мартина, назад! — прогремела шериф. — Ведь она в наручниках!
Она отшвырнула Мартину от Дучесс, но, похоже, толпа не разделяла справедливого возмущения шерифы. В ней раздался дикий вой, как в стае волчиц, занятой делёжкой добычи. А когда злоба переходит какие-то определённые границы, она превращается в отвратительную жестокость. Что же касается Дучесс, то из уголка рта у неё потянулась тоненькая ниточка крови, но она всё продолжала улыбаться. Лицо её смертельно побледнело; она не спускала ласкового, неподвижного взгляда с Мартины.
— Я объясню, Дучесс, если вы всё ещё не понимаете! На этот раз вам не выкрутиться. Вас видели! Нет смысла отпираться. Давайте, Дучесс, как настоящая женщина, имейте смелость признаться. Прошлой ночью вы убили Дарину Мартин на Гавенейской дороге!
— Нет!
— Лжёшь! — раздался в толпе мужской голос.
— Мистер Мартин! — воскликнула шериф. — А ну расступись, девчата!
Ковбойши зашевелились и образовали в толпе узкий проход, по которому зашагал маленький, прямой мужчина средних лет, с загорелым лицом и выгоревшими прядями волос, свисающими из-под шляпы. Как и у всех прискакавших сюда верхами, его одежда была забрызгана красной грязью. Он остановился в шаге перед Дучесс. Никогда в жизни она не забудет его сверкающие гневом глаза!
— Джована Морроу! — воскликнул он. — Вы убили Дарину Мартин!
Ропот ненависти и негодования прокатился по толпе. Ковбойши придвинулись ближе. Идея линчивания носилась в воздухе.
Шериф решила прикрыть арестованную собственной грудью, поскольку тоже почувствовала назревающую грозу.
— Посторонись, девчата! — крикнула она. — Дайте я её отведу сначала в город, а там…
— Я помогу вам сэкономить на дороге, — сказала Дучесс.
Шериф быстро повернулась к ней.
— Как это? — хмыкнула она.
— Позволите задать им пару вопросов?
— Говорите, только поскорее.
— Мистер Мартин, вы видели, как я убивала?
— Да!
— Когда это было?
— Ночью, в четверть двенадцатого, на дороге, где…
— Но ведь было чуть-чуть темно, не так ли?
— Она думает, что темнота спасёт её! — воскликнул добрый мистер Мартин. — Но мрак не был непроницаемым, Джована Морроу, и вашу сивую кобылу вполне можно было разглядеть!
— Но вполне можно было и ошибиться. Тем более что вы видели сивую лошадь, но моё лицо вам не удалось рассмотреть?
— Конечно, нет, потому что на вас была маска! Но все мы прекрасно знаем, что у вас сивая кобыла. Мы знаем, что вы ушли с бала, обуреваемая желанием пристрелить кого-нибудь за ту встречу, которую вам устроили. И вы решили сорвать злобу на Дарине, потому что наша дочь не захотела…
— Эй, девчата, не проводите ли меня до конюшни?
Добродушие Дучесс действовало исключительно умиротворяюще на ковбойш. И тень сомнения уже закрадывалась в их души.
— Выходите! — произнесла шериф. — Мы проводим вас, Дучесс.
Толпа расступилась. Она прошла в парадные двери, спустилась по ступенькам крыльца и направилась к конюшне, в которой отвели место её кобыле. Понедельница между тем, неплохо отдохнув, резвилась на траве за конюшней, словно молодая лошадка, разбрасывая копытами комья земли и клочья травы, которые тут же уносились свежим ветром. Смотреть на лошадь было одно удовольствие. Дучесс остановилась, чтобы сопровождающие также могли насладиться очаровательным зрелищем. Потом они все вместе вошли в конюшню.
— Вот моё седло, — сказала Дучесс. — Шериф, прошу вас, вынесите его во двор.
Шериф удивилась, но послушалась. Старое седло было сильно забрызгано грязью после долгой ночной поездки под дождём.
— Есть разница между грязью на моём седле и на сёдлах ваших людей? — спросила Дучесс.
Ковбойши принялись рассматривать сёдла.
— Ваши сёдла все, как одно, забрызганы красной глиной. Посмотрите, она держится словно замазка. А вот моё седло — на нём чёрная грязь. Разве это не доказывает, что меня вообще не было на Гавенейской дороге, а, девчата?
Воцарилась тишина. Однако было не похоже, что такая мелочь может сорвать плоды их серьёзных раздумий и проделанная дальняя дорога до ранчо Гвен окажется совершенно бесполезной тратой времени и усилий.
— Не так уж и трудно подменить седло! — закричал мистер Мартин, но голос его предательски дрожал, потому что уверенность в правоте быстро покидала его.
— Где, по-вашему, я могла заменить его? — спросила Дучесс. — Это седло я купила вчера в Хвилер-Сити, и могу это доказать. Как я могла провезти его по дороге в Гавеней и не забрызгать красной глиной?
Шериф тихонько ругалась.
— Кроме того, — добавила Дучесс, - Гавенейская дорога достаточно далеко отсюда. Если бы я дала такой крюк на своей Понедельнице, смогла бы она сейчас так резвиться, как вы полагаете? — И она показала пальцем на загон, где разыгралась её сивая.
Все сомнения рассеялись. Это был слишком сильный удар. Молчание толпы доказывало: доводы Дучесс настолько очевидны, что их нельзя не принять. В них было ровно столько простоты и ясности, сколько необходимо для самого веского доказательства.
— Мистер Мартин, — сказала она, — несмотря на вой ветра и проливной дождь, вам удалось среди ночи увидеть, как убивают вашу жену. Однако вам известно лишь то, что лошадь убийцы была сивой масти. Шериф, вы не имеете права арестовывать меня на основании такого доказательства. Весьма буду вам благодарна, если вы положите моё седло на место и снимете с меня наручники. Да, чтобы не забыть: пожалуйста, верните мне мои револьверы.