Не оставалось ничего иного, как признать поражение. Желающие внимательно рассмотрели сухую грязь на седле Дучесс. В самом деле, было просто невозможно очистить седло самым тщательным образом от красной глины и вновь старательно обрызгать его обычной грязью. Шериф, подавив страстное желание, молча сняла наручники и вернула Дучесс оружие.
После акта капитуляции все направились к своим лошадям, около Дучесс задержалась одна лишь шериф, намереваясь немного побеседовать с ней.
— Дучесс, мне очень неприятно, честное слово! — произнесла она.
— Спасибо, — ответила Дучесс.
— Но ваш прежний образ жизни заставляет в первую очередь подозревать вас…
— Вы так полагаете? — спросила Дучесс, и на этом в беседе была поставлена точка.
Отъезжающие ковбойши видели, как она сворачивает сигарету и как с невесёлой улыбкой смотрит на сестру убитой. Мартина, вовсю орудуя шпорами, ускакала, наверное, уже на целую милю, но всё ещё взбадривала свою лошадь, будто сам дьявол устроил за ней погоню.
========== 14. Ночные сигналы ==========
Когда утих лошадиный топот, остатки толпы, состоявшие из любопытных ковбойш с ранчо Гвен, были разогнаны повелительным криком Стеллы.
— Вы что, решили зарабатывать себе на жизнь бездельем, наслаждаясь хорошей погодой? — гремел её голос. — Давайте-ка берите свои кривые ноги в руки — и за работу!
Не успел растаять дымок от первой затяжки Дучесс, как последние зеваки разбежались.
Дучесс не привыкла к тому, что на людей можно кричать, словно на собак, но ещё меньше она привыкла к тому, что можно спокойно смотреть на людей, которые дружно выполняют злобные команды. Однако было похоже, что эти ковбойши специально подобраны по принципу трусливой послушности. Она обернулась и посмотрела с нескрываемым отвращением на Стеллу Гвен, и чем больше она смотрела на неё, тем омерзительнее та выглядела в глазах Дучесс.
— Да это же просто толпа, — сказала Стелла. — И смельчаки среди них тоже вряд ли найдутся. Они же просто не в состоянии ничего удержать в руках, даже если оно само к ним плывёт!
Дучесс улыбнулась:
— Им не удалось прижать меня, и сейчас они клянут себя за это. Их совершенно не волнует, что настоящая преступница не найдена. Злость разбирает их только потому, что убийца всё-таки не я. Если бы они меня сначала повесили, а потом убедились в невиновности, совесть бы их нисколько не мучила.
— Главное дело, — грубо оборвала её Стелла, — что вам шею не свернули. Что, вы не о том переживаете?
— Да нет, особенно не переживаю, — ответила Дучесс и впала в прострацию, сосредоточив всё своё внимание на далёком облаке.
— Вон все девчата уже принялись за работу, — живо намекнула Стелла, возвращаясь к роли хозяйки ранчо и прислушиваясь к стуку мельничного жернова, вращаемого восемнадцатифутовыми крыльями ветряной мельницы. — Наверное, вы тоже намереваетесь взяться за дело, а, Дучесс?
— Я вспоминаю… — сказала Дучесс.
— Вспоминаете, где вилы стоят?
— Вспоминаю притчу, которую слышала ещё ребёнком.
— Неужели?
— Это притча об одной взрослой женщине, которая ни на кого не хотела работать, кроме как на одну свою хозяйку.
— Ну и что? Что вы хотите сказать этим? А, Морроу?
— Меня приняла Ранья Гвен. Она будет давать мне задания, и она же, я полагаю, будет увольнять меня со службы, — мирно проговорила Дучесс. — Вас это не устраивает?
Стелла старалась уничтожить её взглядом. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы составить истинное представление о характере новой работницы, после чего бешеная злость охватила её.
— Что вы себе… — начала было она.
— Стелла! — оборвала её тётя. — Не растрачивайся на пустые слова. Молодой женщине следует беречь силы для более продуктивной деятельности!
Стелла ядовито глянула на тётушку, круто развернулась и исчезла. Горячая волна ненависти охватила Дучесс. Все жилки её тела дрожали от желания схватиться с кем-нибудь.
Незадолго до этого она совладала со стремлением броситься в погоню за сестрой Дарины Мартин. Боль от разбитой её кулаком губы была мелочью по сравнению с муками, охватившими её душу. Поэтому она совершенно искренне пожалела о том, что Стелла беспрекословно выполнила тётушкин приказ и отказалась от сопротивления. Но Дучесс радовало то, что старая Ранья Гвен опять улыбалась.
— Ещё ребёнком, — произнесла старушка, — мне страшно нравилось возиться с цыплятами. Дьявол меня побери, если молодые петушки не любят хорошую драку просто ради самой драки! Для них драка — всё равно что хлеб насущный. Не из таких ли и вы петушков, а, Дучесс?
Подразумевалось, что ответа на этот вопрос не потребуется. Она подошла ближе и положила ладонь на плечо молодой особы.
— Не обращайте внимания на Стеллу. Такая она есть, эта Стелла. Не понимает, что есть вещи похуже суда линчиваний. И невдомёк ей, что хуже всего человеку бывает, когда он остаётся один против всего мира. Я понимаю, доча, что ты ощущаешь. Всё, что я могу посоветовать, — не погоняй! Терпение и ещё раз терпение, и эта толпа пойдёт за тобой, доча. Они будут стеной стоять за тебя, точно так же, как сегодня готовы были дружно растерзать.
— Они? — спросила Дучесс, указывая пальцем на последнюю всадницу, в этот момент скрывающуюся за горизонтом. — Напрасная трата времени — считаться с их мнением. Если люди сворой бросаются в погоню, их ничто не отличает от стаи койотов. Если один из них начинает лаять, лает вся стая, не задумываясь о причине. Толпа не может думать. Она может повесить кого-нибудь или убить, но думать она не может!
— Совершенно верно, — согласилась ранчёрша. — Уста молодой женщины произнесли абсолютную истину!
Её слова, вежливое обхождение словно наложили благодатную повязку на израненную душу Дучесс. Кроме того, излив в словах своё бешенство, Дучесс отказалась от силовой акции, и приятное расположение духа охватило её. Она тут же приняла решение сконцентрировать все свои силы на долгом поиске, в который вскоре должна была отправиться.
В первую очередь следовало подумать о собаках. Она как следует рассмотрит каждую псину, походит с ними на поводке, сначала поодиночке, а затем парами. Она подберёт в конюшне жилистого мустанга и часами будет гонять эту животину, носясь с собаками по полям и горам. Потом оседлает нового мустанга и опять станет гонять с собаками по окрестностям. Пройдёт немного времени, и она научится неплохо справляться с ними, поймёт, как они работают в поиске. Она сможет отличить старательных от лентяев, трудяг от злобных забияк, выделит из своры старых сук, прекрасно берущих след и бесстрашно идущих по нему. Свора будет укрощена ей. И если в один прекрасный день она пойдёт по следам человека, тому будет не укрыться от них.
Так размышляла Дучесс, пока не наступил полдень. Она уже умылась, когда в дом вошли ковбойши. Она вытирала руки длинным общим полотенцем, крутившимся вокруг укреплённого на стене валика, прислушиваясь к оживлённым голосам работниц, шутивших, рассказывавших весёлые байки. Но стоило им пройти в столовую, как мрачная туча молчания опустилась на стол. Если кто и открывал рот, то только для того, чтобы попросить соседку передать хлеб или соль, не более того. Голоса их звучали, словно пристойный шёпот в церкви.
Только один человек держался за столом свободно и разговаривал громко. Это была, разумеется, Стелла. Все молча слушали её громкие речи. Она беспрестанно вещала вплоть до того момента, пока в самом конце обеда Ранья Гвен не задремала на своём стуле, поддавшись наконец усталости от бессонных ночей и тёплым солнечным лучам, падавшим через высокое окно на её седую голову.
Лёгкий храп прозвучал словно сигнал.
Ковбойши поднялись и вышли во двор. Дучесс направилась за ними, но в дверях задержалась и оглянулась. Она заметила, как Стелла склоняется над тётушкиным стулом.
— Проснись, тётя Ранья, — трясла она её за плечо. — Проснись и иди в спальню. Ты совершенно измучилась!