Проделав это, она зашагала прямиком к дому шерифы. И зашагала туда именно потому, что там её меньше всего ожидали увидеть в самом начале пребывания в родном городе. А отправилась она туда по той простой причине, что всегда отдавала предпочтение поступкам, которых никто от неё не ожидал.
Достигнув цели своего похода, она бросила в окна мимолётный взгляд в удостоверилась, что шерифы нет дома. Шерифы муж и двое шерифовых сыновей как раз кончали мытьё посуды после семейного ужина на кухне.
Потому только Дучесс и удалось пройти мимо веранды и открыть окошко служебного кабинета шерифы. Она проникла внутрь, уселась на удобном стуле, в уголочке, за шкафчиком с архивами, скрестила на груди руки, упёрлась затылком в стену и закрыла глаза. Она прекрасно знала, что если в ночной темноте человек закроет глаза, то все прочие чувства начинают работать активнее и становятся гораздо изощрённее. В конце концов, следовало и поразмыслить немножко.
Мысли Дучесс быстренько пробежались по всей её жизни. Начала она с того момента, когда пребывала в звании безымянного подкидыша, без отца-матери, и была, соответственно, подвержена самым различным влияниям. Зарабатывать она начала с восьми лет, берясь за самую грязную работу. Далее она проследила свой жизненный путь вплоть до совсем недавно миновавших дней прекрасного детства, когда она сделала два открытия: во-первых, работа очень неприятная штука, а во-вторых — она обладает свойствами, которые отличают её от остальных людей.
Мы знаем: бывает чрезвычайно опасно, когда человек, независимо от возраста и периода жизни, осознаёт, что свыше он наделён особыми качествами, отличающими его от сотоварищей, но опасность возрастает втрое, если это осознание приходит в детстве. Уже в четырнадцать лет Дучесс* заслужила свою аристократическую кличку Герцогини и одновременно получила своего рода право голоса. Она заработала такое прозвище из-за холодного презрения, которым умела окатывать самых опасных пройдох из тех страшных и свободолюбивых людей, что так часто собирались на обширных пространствах скотоводческих ранчо. А право голоса в этих же кругах она приобрела благодаря сверхъестественной ловкости в обращении с револьвером.
Нельзя утверждать, что Дучесс возгордилась, осознав свои дарования, или что она постоянно совершенствовала своё искусство с помощью непрерывных специальных упражнений; но когда она выхватывала револьвер из кобуры, казалось, будто она мгновенно пронзает противника какой-то невероятно молниеносной шпагой. Бывает ведь, что рождаются люди с удивительной скоростью бега, появляются ведь на белый свет дегустаторы с необычайно развитым чувством кислого или сладкого во рту. Так вот и Дучесс родилась с метким глазом, твёрдой рукой и нервами, которые просто не умели трепетать. Человек может гордиться такими врождёнными способностями не больше, чем какой-нибудь везунчик, совершенно случайно напоровшийся на богатейший золотой рудник. Но, продолжая это сравнение, скажем: точно так же, как везунчик не может не использовать чудесную находку в личных целях, так и Дучесс не могла избавиться от ощущения, что она ну просто обязана эксплуатировать свои фантастические способности.
Так и пролетели три года в громких авантюрах да в разнузданной жизни. Так и шаталась она от Аляски до Нью-Мексико, и куда бы ни заносило её неупорядочённое бытие, оставалась она на одном месте ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы прославиться. В результате храбрые женщины и мужчины стали избегать её общества. И тогда отправлялась она опять в леса и прерии, чтобы подыскать себе не пуганного ещё противника. Не скажешь, чтобы она очень уж строго придерживалась только револьвера. Если доводилось, не гнушалась она и кулачков, в которых также первенствовала: уже с шестнадцати лет Дучесс обладала силой взрослого мужчины и врождённой реакцией пантеры. В семнадцать лет она провела зиму в Канаде, шатаясь по рубленым баракам, где и окончила успешно естественную школу сурового единоборства, протекающего без всяких правил. В следующую весну и лето она прошла полный курс покрытой мраком тайны профессии, с азами которой познакомилась несколько раньше, — то была игра с ножом.
И всё-таки, куда бы ни бросала её судьба, чем бы она ни занималась, о ней как-то забывали окружающие её люди: она всё ещё была для них девчонкой. И если девчонка желала подраться с кем-нибудь из взрослых, то взрослые, ввязываясь с ней в драку, совершали ошибку и жестоко страдали из-за неё. Но ни один зевака не мог не согласиться с тем, что Дучесс каждую схватку проводила по всем правилам.
Между тем в восемнадцать лет с ней случились неожиданные перемены. За два года она окончательно выросла, раздалась в плечах и достигла настоящей женской крепости, приобретя манеры поведения взрослого человека. В семнадцать лет она выглядела на девятнадцать-двадцать, а спустя всего какой-то год, в восемнадцать, ей не задумываясь давали все двадцать четыре.
На Западе женщина только в двадцать четыре года становится настоящим взрослым человеком. Дучесс сделала это открытие в Нью-Мексико, разругавшись с тремя сильными мексиканками и решив спор с помощью револьвера. Она готова была полностью возместить все расходы по похоронам покойницы, а двум раненым — оплатить лечение в госпитале. Но и это не помогло: её отволокли в тюрьму. Там она целую неделю загибалась от недостатка пищи, пока шериф, очень симпатичный человек, не подошла к ней и не сказала, что она уверена в том, будто ссора окончилась нехорошо только в результате самообороны с её стороны, но присяжные, несмотря на этот трогательный факт, всё равно приговорят её к верёвке, а потому будет лучше, если Дучесс слиняет отсюда, пока не поздно.
Так что в одну прекрасную ночь Дучесс выкопала дыру под стенкой и удрала.
Ещё один урок был дан ей в штате Вашингтон.
Поупражнявшись однажды вечером в своём искусстве, она с удивлением обнаружила, что все взрослые люди городка гонятся за ней по пятам. Однако Дучесс это не устраивало, и она сговорилась с ними, что в качестве контруслуги она попытается отыскать пользующегося дурной славой человека-убийцу, более известной под кличкой Чёрная Ника. Отыскав Чёрную Нику, она спровоцировала его на схватку, первым же выстрелом выбила у неё из рук револьвер и отвела в город, раненную и связанную по рукам. В связи с этим ей были прощены все те раны, что она нанесла жителям города двумя днями ранее, и позволено было отправиться на все четыре стороны.
И вот после двух первых подвигов Дучесс поняла, что люди, составляющие общество, как-то не одинаково смотрят на него. Между тем иногда лучше вовремя узреть опасность, чем бежать от неё. Вот и стало это дело для Дучесс хлебом насущным. Не могла она держаться в сторонке от всяческих невзгод. Три года с небольшим ей удавалось успешно заметать следы. И всё-таки, как говорится, за что боролась, на то и напоролась.
Чего только не натворила Дучесс к своим восемнадцати годам — не одну книжку можно было бы написать! Но, в конце концов, во время кратковременного пребывания в Хвилер-Сити попалось ей на глаза симпатичное личико Линды Мэррей. С этого момента она поклялась во что бы то ни стало добиться чести раз и навсегда назвать Хвилер-Сити своим родным городом. Она больше не будет сражаться за богатство, сидя за карточным столом, а станет зарабатывать честным трудом, откладывать и экономить, и на накопленные таким образом средства она заложит фундамент здания для совместного проживания с Линдой. В тот момент ей казалось, что всё пойдёт как по маслу. Линда была моментально побеждена восемнадцатилетней героиней, которая выглядела совершенно как взрослая женщина и вокруг которой витал изумительный аромат необыкновенных подвигов и незнакомых краёв.
И вовсе не важно, что она на каких-то пару лет старше её. Словом, всё шло как положено.
Но тут-то и случился тот самый субботний вечер: поездка с ранчо старой Картер, где она подрядилась на работу, в город, встреча со Спрингер, сперва обмен колкостями, затем довольно неожиданными оскорблениями и, наконец, стрельба.