— Товарищ капитан при полном параде! — облизнув Игната теплым взглядом, просияла она. И оттопырила вверх большой палец правой руки. — Во!..
В бытность свою опером он предпочитал штатское, но сейчас без формы никак. Сегодня парадная, а на завтра повседневная — уже наглажена.
— Что там стряслось?
— А почему сразу стряслось?… — задумалась Зойка. — Хотя да, стряслось!.. Стоим, никого не трогаем, а эта сволочь: заткнись! Мне! Заткнись!..
— Я так понимаю, это послесловие!
— Ну нет, послесловие, это когда кулаками после драки. А ты Лешку моего знаешь, чуть что не так, сразу в драку!
— Лешку?
— Ну да, Лешка как раз подъехал.
— С рыбалки?
— С рыбалки.
— Трезвый?
— Трезвый. Но не совсем просохший…
— Давай по порядку! Кто тебе нагрубил?
— Если по порядку, то начинать нужно с Оксаны. Смотрю, муж ее идет с моря. А с ним двое, наглые такие, скалятся. Гастролеры! А ведут себя как у себя дома!
— Гастролеры?
— Кидалы!
— И кого они кинули?
— Пашку! Развели лоха! Смотрю, проходят мимо, Пашку ведут, чтобы не убежал. А Оксана сзади идет. Я вышла, что такое, спрашиваю… В общем, пришли на море, ну, Оксана с мужем, разделись, один из этих подходит и говорит Оксане. А сам на Пашку смотрит. Люблю, говорит, детей, у которых мамы молодые.
— У кого дети? — не понял Игнат.
— Ну так Пашка ребенок, а она мать… Пашка, конечно, возмутился, какой он ребенок? А какого ты года рождения, спрашивают? Шестьдесят шестого, говорит. Да нет, говорят, быть этого не может!.. Поспорили на двести рублей. Пашка повел их паспорт показывать!.. А Оксана поняла, что здесь что-то не то…
— А в паспорте одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, — кивнул Игнат.
— А я поняла это сразу! — вскинулась Зойка.
— И что, показал Паша паспорт?
— Он стал показывать, а я подошла, вырвала. И этим сказала, чтобы проваливали.
— Гастролерам?
— Так ясно же, что не наши это… Сказала, что залетным у нас не рады… Баштаном пригрозила, — понизив голос, добавила Зойка.
— А они: заткнись?
— Да так грубо! А тут еще Лешка подъезжает… Ну, я ему сказала, а он за меня сразу в драку! — Зойка вскинула голову с гордостью за мужа, но тут же разочарованно вздохнула. — А этот белобрысый, с пельмешками, его в охапку сгреб, крутанул и вниз головой об землю!
— Уши как пельмешки? — выслушав ее, предположил Игнат.
Если белобрысый с такой легкостью взял Лешку в захват и провел прием, значит, он занимался борьбой, возможно, вольной. У серьезных борцов травмы ушей обычное дело. Боец уходит от захвата, с силой трется головой о жесткую поверхность, в травмированных ушных раковинах образуются пустоты, которые заполняются кровью, тканевой жидкостью, которая застывает, принимая формы, близкие к уродливым.
— Ну да, уши… Особенно одно! — Зойка взялась пальцами за мочку правого уха.
— На себе не показывай! — усмехнулся Игнат.
Она одернула руку так, как будто ухо превратилось в оголенный провод под напряжением.
— И что с Лешкой?
— Да ничего, в себя приходит.
— А белобрысый?
— Он сказал, что завтра зайдет. За деньгами… Я говорю, хрен тебе, а не деньги! А он смотрит на меня и скалится. Страшно так скалится!
— А почему завтра за деньгами?
— Так Оксана сказала, что ни копейки не даст! А они возле твоего дома стояли. Я сказала, что это дом начальника милиции.
— Умней ничего не придумала? — поморщился Игнат.
Ясно же, что в доме живут курортники, будет теперь всякая гопота друг другу рассказывать, как кучеряво устроился начальник поселкового отделения милиции. Впрочем, шила в мешке не утаить. И с домом нужно что-то делать. Или выселить всех к черту или заключить договор с финансовой службой. Мама готова пойти на второе, лишь бы не терять доход. Игнату же куда больше нравится первый вариант. И от вина он бы тоже напрочь отказался, но как быть с отцом? Он же засохнет с горя вместе со своим виноградником, разбитом на двух участках. А делать что-то надо.
— Ну а что я не так сказала? Дом твой!
— И дом, и виноградник…
— Э-э… — раздумчиво протянула Зойка. — А кто тебе что сделает?
Игнату ничего не оставалось, как махнуть на нее рукой. В размягченное курортной жарой сознание с трудом входят такие понятия, как честь, совесть. Особенно если не видишь в незаконных доходах ничего зазорного.