Исповедь отца
Понимаешь, когда сыну 17 лет, а последние пять ты с ним борешься, то либо плюешь, либо рубишь сплеча. Когда испробовано все: и в спортзалы отдавал жестким тренерам, и в летние лагеря какие-то туристические направлял, и так и сяк! А в результате - хрен да лука мешок. Трутень! Трутень, да ещё с апломбом! Я родился в бедной семье, ныне на цены в магазинах вообще не смотрю, но этот-то повзрослел в роскоши. В чем моя вина? Я никогда высокомерно не говорю о бедных. А этот мне заявляет, что в Москве такие, как он, свою личную охрану имеют! Эти разговоры и намеки постоянные. Я не выдержал. Врезал. Сломал себе мизинец о его голову. Думаю, все: ещё немного и убью! Испугался, честное слово!
Это дословный разговор нашего знакомого, с которого и начался рассказ о «перековке».
А как вы нашли людей, взявшихся за перевоспитание, почему им поверили?
- Никого я не искал. Я просто плакался своим друзьям. А друзья у меня не только банкиры. И вот один старый кореш предложил отдать Сергея в руки его сослуживцев - профессиональных военных. Но не в армию, через военкомат, а на пару месяцев в воинскую часть. Там, короче, научат родину любить.
- Похоже на правильные мысли за бутылкой, извините…
- Похоже. А мне деваться было некуда. Куда я его дену? Проплатить высшее образование? Нет проблем! Пристроить? Нет проблем! И либо не думать, что его держат из-за меня, либо малиновым от стыда ходить. И я встретился с неизвестным тогда мне капитаном (сейчас мы товарищи), и тот мне объяснил, за что я заплачу большие деньги.
- Большие?
- Большие, большие! В общем, есть в Ленинградской области часть с пятизначным, как и полагается, номером. А в ней - коллектив единомышленников, который перевоспитывает зажравшихся сыночков. Перевоспитание заключается в создании атмосферы: «Не хочешь - заставим». Но все в рамках десантно-штурмовой бригады. Это не значит, что выделили раскладушку в казарме и приставили злого «калмыка». Денно и нощно рядом проверенные бойцы и отцы-командиры. Убежать невозможно. Возможно лишь понять, что такое мужской труд. Косвенно в этом задействовано много народу, ведь воинская часть большая и это не вылазка ночью, посему и деньги серьезные. А результат обещают. Я капитану недоверчиво сказал: «А если с истерикой упрется и…» Капитан хмыкнул и посмотрел на меня, как на олигарха, оторвавшегося от земли. Многое мы с ним оговорили. И я согласился…
- Сами ездили предварительно в часть?
- Был грех.
- Почему - грех?
- Хотел лично убедиться, куда любимого сынулю отдаю.
- И как?
- Вопросов нет. Там я и составил некий полуюридический документ, или договор: сам, мол, отдаю на таких-то и таких-то условиях. Все, кроме денег, разумеется. Предвидя вопрос, объясняю: некие нарушения у офицеров в этом есть, но не как похищение, насильственное удерживание, как физическое насилие…
- А с последним оговаривали?
- На бумаге - нет, а на словах гарантировали, что в челюсть и по ребрам не бьют, чтобы не сломать.
- М-да…
- …Мне тогда так тошно было за его будущую жизнь, что… Сяду с ним поговорить, а он - только о ночных клубах и новых мобилах! Тошно, понимаешь?
Я его понял прекрасно, но не терпелось поговорить с непосредственным учителем, который взял не только крупную сумму, но и ответственность.
Вводная капитана. С капитаном я созвонился и встретился. Прочный такой капитан - характерный и не бедствующий (а стране такие и нужны). Особенно он ничего секретного мне не поведал, да я расположение части и не выведывал. Он мне объяснил, что сам, мол, взрослый человек, понимать должен: «Мы приказы этим многие нарушаем. Посему даже если всех излечим, то особый отдел со штабом будут обязаны нашу лавочку прикрыть с вытекающими последствиями». И они правы.
- А сколько человек к вам направлялось?
- Шесть.
- И какова статистика?
- Один раз результат - резко отрицательный.
- Пять к одному?
- Нет! «Аргентина - Ямайка: пять - ноль!» Так как тот один оказался наркоманом кока-героиновым. А на лечение подобного нам нужны особые санкции родителей и особая сумма. Сумму родители давали, а санкций - нет. Посему отдали того обратно и деньги, за минусом издержек.
- Чему воспитываете?
- Ничему особенному: выживать, терпеть, вкалывать, то есть жить как человек. Не как в передаче «За стеклом» - умри ты сегодня, а я завтра, а один за всех. И независимо от папиного кошелька. Мне реклама не нужна. Поэтому, чтобы не трендеть про себя, поспрошайте лучше у сына Валеры. Все и поймете.
Рассказ сына. Сына Валеры я встретил в кафе на Невском. Как ни странно, но руку пожал крепко. И глядел прямо. Мобильный при начале разговора отключил. И вот что он поведал. Я передам в собственном изложении, так как беседа была очень длинная.
Жил-был Саня. Денег у него было мало - с точки зрения Центробанка, но на ночные клубы «Магриб» и «Сахара» хватало (а ведь именно там собирается «знать»). На отца-фабриканта плевал: поорет, поорет, устанет - в банк заместителем устроит.
Но один раз говорит отец: «Сыночек, а не хочешь ли ты за город съездить? Я тебя шашлычками покормлю» - и так далее. Потянулся Саня на «печи» и согласился.
А что, до ночи далеко - клубы ещё закрыты. Поехали с орехами! И приезжают в какую-то глушь. Ворота со звездой открываются перед папиным «БМВ-Х-5»! «Что это за археологические постройки?» - небрежно кивает на казарму Саня. «Сейчас узнаешь, кровинушка!» - ласково так говорит папа.
Вскоре оказываются они в довольно обшарпанной комнате с телефонным аппаратом без диска на столе. А в комнате той стоят капитан (как потом Саня звания выучил) и товарищ старший сержант (как Саня выучил потом, но быстрее). Папа говорит: вот, мол, он, голубчик. Это - военным. А сыночку отвечает в недоразумленные глазки: пока ты здеся, урод, поживи. И ещё немного преувеличил: мол, секретно все в военкомате оформлено, ты, Саша, нынче - солдат, то есть боец Красной армии. И ежели что, то ждет тебя не суд правый, а трибунал скорый. Саша заржал. Он любил шутки. И папа заржал, видя, что сыну весело, и вышел. То есть ушел. То есть уехал на «БМВ-Х5».
Тут и сказке начало.
Саша ржал недолго. До тех пор, пока старший сержант не скомандовал: «Хлебало можно заткнуть! Считаю - раз!» В этот момент Сашу качнуло. Он хотел потерять сознание. Ему не дали. А дали ему под зад, и он подлетел к такой пристроечке, куда сложил все вещи нательные, вплоть до трусов. Трусов марки редкой: то ли «Джанни Версаче», толи «Джанни Родари». А трусы эти товарищ старший сержант охарактеризовал нехорошо: «А чо, как у пидора-то, исподнее?»
Приодели Сашу мгновенно, Не то чтобы не по размеру, но… форма та была сдана одним бойцом бронетанковых войск как негодная. Вся соляркой пропитанная. Саша не понимал, что происходит. Его, непонимающего, вывели на середку плаца. Капитан спросил: знает ли Александр, родины защитник, какого цвета флаг российский? Саша натужился и ответил.
- А почему, Сашок, цвета именно такие, а не иначе? - спросил капитан и сам ответил: - Белый цвет - это честь, которой пока у тебя нет! Синий - это моря и океаны, которые ты пока не переплыл. А красный - это кровь, которую ты пока не пролил! Понял, тварь?
Второй раз упасть в обморок ему не дали вновь, а дали вещмешком, в котором находился минимум необходимого, по загривку. Затем ему показали эмблему части: волчья пасть и литеры ДШБ - Десантно-штурмовая бригада.
И началась ратная служба. Несколько попыток обжаловать действия начсостава у Сашка было. Было и сплыло. Как сплыли ныне синяки за это. Также был прорыв к телефону, чтобы поведать миру о произволе.
Прорыв закончился окружением и унизительной сдачей в плен с последующим мытьем всего, что только можно вымыть. Старший сержант приговаривал: «Скреби и меня не расстраивай, а то я тебя Нуф-Нуфу отдам». Саша спросил, упершись лбом в швабру: «А кто это?» И старший сержант оглянулся испуганно: «Очумел, владелец пароходов?! Нуф-Нуфа боится даже командир бригады! Его в Чечню не пускают, чтобы он Хаттаба живьем не съел! Мы в ЕС вступаем все-таки».
Все трудно пересказать, но по отдельным фрагментам можно судить об атмосфере. Первое: перловая каша через неделю оказалась вкуснятиной. Но есть вкуснятину было чрезвычайно трудно, так как Саша засыпал за столом.