- Про невиноватых это, я так понимаю, камушек в огород суда присяжных?
- Где-то в 1977-1978 годах я работал в первом в нашей стране отделе криминологических исследований. Мы тогда как раз исследовали эффективность института народных заседателей, пришли к выводу, что он недееспособен, и предложили ввести суды присяжных. Прошло двадцать лет, и в порядке эксперимента их начали вводить. Но колесо истории провернулось. Время ушло, и присяжные в нынешнем качестве для нас уже не годятся.
- Для нас, значит, не годятся, а для Запада - столько лет и в самый раз?
- Но мы-то не Запад! В России нет присяжных заседателей. Потому что присяжный - это обеспеченный, самодостаточный человек, который имеет собственное мнение, умеет его отстаивать и не боится, что за это его накажут. Если человек нищ, зависит от начальства, у него нет квартиры, он не может свести концы с концами - он тот же самый народный заседатель, делает то, что ему скажут. Есть ещё и организационный момент. И согласно ему, наш присяжный заседатель таковым также считаться не может. Потому что наших на заседание в суд запустили, они там полдня отсидели, после чего спокойненько выходят на улицу и едут к себе домой. А ведь все это время присяжные должны находиться под охраной, жить на автономной базе, быть отсеченными от всех внешних информационных потоков. Но ведь ничего этого не делается. Как следствие, вот вам возможности для подкупа, запугивания и иного влияния. Или ещё один, совершенно дикий, на мой взгляд, момент: наши присяжные, как часть нашего народа, зачастую также поражены ксенофобией. Им убиенный негр или вьетнамец бывает столь же малосимпатичен, как, собственно, и обвиняемому. А если ещё в ходе судебного разбирательства какой-то нажим со стороны возникнет - тогда все, пиши пропало. Люди принимают именно то решение, которого от них ждут.
И это проблема не только процессов по экстремизму. Наш менталитет таков, что очень большая часть населения считает, что оправдательный приговор это хорошо. Правозащитники постоянно жалуются и причитают, что в России выносится слишком мало оправдательных приговоров, мол, всего каких-то несколько сотых процента. Опомнитесь, на самом деле так было в советские времена. Сейчас же эта цифра достигает 8-11 процентов. Но стоит ли этому радоваться?
- Ну если задумываться о том, кто у нас работает на стороне обвинения, может быть, и стоит. Бог с ними, с непрофессионалами без мотивации, ио вы же не понаслышке знаете, что в наши дни уголовное дело можно изготовить всего из двух компонентов - нужны лишь высосанный палец и белые нитки.
- Да, порой возникает резонный вопрос: как можно доверять таким сотрудникам милиции? Но тогда вот вам вопрос встречный - так зачем же вы их, таких, у себя держите? Надо менять. Если от смены пары человек качественно ничего не изменится, надо менять систему целиком.
- Так других-то все равно нет.
- Неправда, люди есть, и люди есть разные. Просто эту проблему необходимо решать радикально. Потому что, если человек серьезно болен, а ему лечат палец, полируют ногти и делают омолаживающие уколы, толку все равно не будет. Для эффективной борьбы с преступностью нужны всего три реши (это не я придумал, но готов под этими словами подписаться): государственная воля, желающая покончить с преступностью, законы, направленные на исполнение этой воли, и кадры, способные и желающие исполнять эти законы. Все, больше ничего не требуется… Вот возьмем, к примеру, отдел милиции - 200 человек. Из них 20 - полные негодяи и взяточники. 40 - те, кто у них активно учится и хочет им подражать. Еще 80 - новички и пока ещё плохо ориентируются, не знают, куда им приткнуться, но ежедневно наблюдают, что те «20 + 40» живут, в общем-то, хорошо. Наконец, остальные 60 работают либо как должно, либо как им говорит начальство, при этом едва сводя концы с концами.
- И как изменить эту порочную практику?
- Если изъять вредоносное ядро в 20 человек и поставить на их место нормальных людей, то все «колеблющиеся» будут ориентироваться именно на них. Необходимо насаждать (именно так!) новую идеологию, возвращать понятия чести, достоинства, профессионализма. Последнее очень важно, потому что у профессионалов и подход к разработке мер по борьбе с преступностью совершенно иной. Сейчас у нас, к примеру, основной упор сделан на борьбу с тяжкими преступлениями - убийствами, терроризмом. Но ведь, когда взорван дом, сделать уже ничего нельзя. А начинать, на мой взгляд, следует… Да хотя бы с брошенного на асфальт окурка, с плевка. Когда за это беспощадно штрафуют, создается иная атмосфера в обществе - уже не только машину с гексогеном не украдешь, но и банку пороха не достанешь. Вспомните, в былые времена даже пистолетный патрон достать было невозможно. Все, вплоть до патронов и гранат, преступники делали сами кустарным способом. А сейчас есть 150 рублей - пожалуйста, покупай себе гранату.
- Но ведь вы сами в свое время выступали ярым сторонником вооружения населения.
- Почему наши законодатели и политики выступают против идеи вооружения законопослушного населения? Да потому, что у них как раз личное оружие уже есть. Сейчас стало очень модно награждать друг друга именными стволами. Я называю это незаконным сбытом оружия под видом его дарения. Раньше руководители военизированных ведомств могли награждать оружием лишь своих подчиненных, но «силовые» министры закон нарушали, раздаривали пистолеты направо и налево «нужным» людям, которые к их ведомствам никакого отношения не имели, - то есть фактически осуществляли незаконный сбыт оружия. Больше всего на этой ниве, помнится, преуспел министр обороны Грачев - чуть ли не три сотни именных пистолетов раздарил! А три года назад депутаты закон «поправили»: теперь уже гражданских лиц можно награждать оружием на законном основании. Догадайтесь с трех раз: что это за дина?
Но раздача стволов депутатам и чиновникам не сделает их жизнь безопаснее. Потому что наше общество становится все более криминализованным. А милиция из борца с преступностью превратилась в её пособника.
- И какой выход?
- Нам надо срочно создать масонскую ложу умных и порядочных людей и внедрять своих агентов во все сферы жизни. Это очень вредоносный, далеко идущий план, но, как мне кажется, его можно реализовать.
- А если вам предложат возглавить такую ложу, возьметесь?
- Вот когда вы выключите диктофон, я на эту тему расскажу вам одну очень интересную историю, которая однажды со мной приключилась…
Здесь диктофон пришлось выключить, а вот рассказанная история действительно оказалась весьма интересной. Но пока это - тайна.
Глава 14
ПОЧЕМУ БЫЛЫЕ БАНДИТЫ ИСЧЕЗАЮТ КАК КЛАСС?
Оглядываясь назад, на российскую организованную преступность девяностых, самое важное - не смешивать её с обычными видами преступлений. Таких как кража, разбой, мошенничество и т. п. То, что многие бандиты не гнушались время от времени обычного криминала, не означает, что в этом и состоит суть их деятельности. Нет, она в другом. ОПГ и бандитов следует понимать как своего рода «фирмы», которые занимались регулированием отношений собственности в период, когда государство было практически парализовано, а сфера рыночного частного предпринимательства стремительно расширялась.
Говоря обыденным языком, отношения собственности - это «решение вопросов», кто сколько получает от той или иной «темы», кто кому сколько должен, кто имеет право продать, отобрать, поделить бизнес. Сюда же примыкает ряд вопросов, касающихся юстиции (справедливости) и арбитража, например возмещение ущерба. Возможность перераспределять имущество, регулировать отношения собственности и определять, что есть справедливость, была у бандитов постольку, поскольку они обладали ресурсом принуждения. ОПГ - это организация, созданная для ограниченного и целенаправленного применения силы. Прежде всего, для того, чтобы управлять действиями других людей. Назначение таких организаций - превращать беспорядочное насилие в упорядоченное, рассчитанное, подчиненное коммерческим интересам. Так называемые понятия являлись своего рода «обычным правом», а «авторитет», будь то воровской или бандитский, это статус, позволявший толковать и применять обычное право.