— Будешь глазастым, когда на дорогах полный беспредел. Едва зазевался — получи если не пулю в голову, то удавку на шею…
Предположение Акулова, что необходимо иметь запас горючего на случай его отсутствия в среднерусской глубинке, оказалось в корне ошибочным, на всем пути нашего следования попадались заправки, и не только машины-цистер-ны, торгующие одним сортом топлива, но и благоустроенные по европейским стандартам автозаправочные станции. С яркими рекламными вывесками, облицованные белым пластиком, с электронными счетчиками и обслугой в фирменной униформе.
— Вот, — не переставал восхищаться Андрей, — рыночная экономика в действии. Спрос рождает предложение, бензин — какой хочешь. Выбор — как в любом большом городе. Еще лет двадцать — и будем жить, как в Америке или Франции.
— Это вряд ли, — плюхнул я ложку дегтя в бочку Андрюхиного меда.
— Почему?
— Через двадцать лет у нас иссякнут все природные ископаемые, так что нечего будет продавать. А от производства останется только воспоминание, дескать, было когда-то. К тому времени все мозги и работящие руки уплывут за бугор. И останутся здесь самые глупые и ленивые, будут жить в трущобах. И вся экономика будет держаться на тех деньгах, что станут вкладывать в съемку фильмов ужасов на русской натуре.
— Ты хочешь сказать, на такой огромной территории будет жить жалкая кучка лентяев и дураков? А на эти огромные земли никто не позарится? Никаких территориальных претензий, так, что ли?
— На этот счет будет мировое соглашение.
— А-а, — улыбнулся Акулов, он посчитал, что загнал меня в угол. — Почему?
— Да потому, что все эти огромные территории с уничтоженной природой и опустошенными недрами будут пригодны только для складирования ядерных и токсических отходов. И станет некогда великая страна гигантской помойкой. Вот так вот, друг Гораций.
— Ну тебя, пессимист чертов, — буркнул раздраженно Андрей.
Несколько часов мы ехали молча, каждый думал о своем. Третьи сутки в дороге, посторонние люди за это время сближаются, мы же порядком надоели друг другу.
Осенью мало разнообразия на просторах матушки-России. Недаром классики не очень любили описывать это время года. Ночью мне сидеть за рулем, поэтому сейчас я решил вздремнуть. Закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.
Мир меняется стремительно, может, и прав Андрюха, и лет через двадцать мы заживем, как люди в цивилизованных странах. Скорее всего так и будет — за всю историю государства Российского были взлеты, падения и снова взлеты. Нет, пожалуй, падать уже дальше некуда.
— А ты обратил внимание, Глеб, как гаишники реагируют на нашу тачку? — донесся до меня голос Акулова. Действительно, на всех попадающихся КПП милиционеры, безбожно стопорившие все машины, увидев «Блейзер», пропускали его беспрепятственно и как-то даже пугливо отводили глаза в сторону.
— Угу, — сонно подтвердил я, — видел.
— Это же надо, дожили, — бубнил себе под нос Андрюха. — Сейчас все открывающий пропуск — не удостоверение с гербовой печатью и названием спецслужбы. А короткая стрижка, кожаная куртка и дорогая иномарка. Езжай куда хочешь. Никто не остановит, никто ничего не спросит.
Поздно ночью мы увидели мерцающие огни огромного города.
— Подъезжаем к гиганту машиностроения. Городу революционной и трудовой славы Свердловску, — продекламировал хорошо поставленным голосом Андрюха, указывая на сияющий ореол над постройками города. Сделав короткую паузу, он исправился: — То бишь, на теперешний лад, Екатеринбургу:
Как обычно, въезд в город обозначался контрольно-пропускным пунктом ГАИ. Чем больше город, тем значительнее здание и соответственно количество милиции. На екатеринбургском КПП, кроме трех оранжевых гаишных «Лад», нас поджидал ядовито-зеленый «уазик» ОМОНа, чувствовалось, что город-труженик является кузницей не только рабочих и инженерных кадров, но и, по-видимому, криминальных.
Если на всем маршруте от Москвы до Урала работники правоохранительных органов относились с уважением к нашей машине, к нашей униформе (стриженые затылки, кожаные куртки, иногда солнцезащитные очки), то здесь почтительным отношением к заезжим гостям и не пахло. Гаишник в светоотражающей жилетке с белыми нарукавниками взмахнул своей полосатой палкой и указал на обочину.
Я послушно выполнил маневр, остановившись, заглушил мотор.
— Не боишься, что снова засада разбойничков? — съязвил Акулов.
Четверо ментов не спеша направились к машине — кроме офицера-гаишника, еще шли три омоновца. В отличие от своих московских коллег, они не носили щегольски заломленных беретов, их головы венчали армейские каски, а торс прикрывали тяжелые бронежилеты. Мощные «АКМС» милиционеры держали, слегка опустив стволы вниз, на уровне колес нашей машины.