— Ладно, ладно! Я согласен. Я на всё согласен!
Сергеич поднялся на ноги. Возвышаясь надо мной, ждал.
Я на карачках дополз до лежака. Того самого, что под навесом. Того самого, где мы спали. Под кучей травы, уже успевшей превратиться в сено, — она служила мне матрасом — и была зарыта перепрятанная мной пачка с деньгами. Место лучше этого я не нашёл.
Когда успел перепрятать, спросите? Со всеми этими эротическими и прочими переживаниями. Да вот успел. Я всё же не такой дурак, каким кажусь на первый взгляд. Бугра хоть и уважал, но доверия к нему, как и ко всем, не было.
Здесь же лежал и пистолет.
Я понял вдруг очень многое о дорогах, которые нас выбирают, понял именно в это мгновение. Это очень образное и ёмкое понятие, оно как сфера, оно имеет цвет, запах и вкус, если ты оказался внутри — вот так, усилием воли, напряжением мысли — то оно открывает тебе тайны. Это словно скрытый смысл жизни, словно недоступная истина. Поняв, что такое дороги, становится легче жить.
Самое главное, что я понял тогда: знак — это я сам. Они могут быть разнообразными и совершенно немыслимыми, эти знаки, но однажды, в самый ответственный момент выбора знаком, сигналом становишься ты сам.
Дорога выбрала тебя и хотя бы раз ты должен поблагодарить её за этот выбор.
— Вот твои деньги! — швырнул я Сергеичу пакет.
Он нагнулся над ним, поднял, разорвал целлофан. Достал пачку и, словно убеждаясь, что бабло реально, что он не спит, понюхал её.
В эту секунду я выстрелил. Потом ещё и ещё. Нажимал на курок снова, но в пистолете были лишь три пули. Все они достигли цели.
— Я безумно счастлива, — говорила мне Марина, когда мы усаживались в машину, — что ты понял всё правильно. Это очень непросто — поверить другому человеку. А ещё сложнее поверить себе самому.
— Просто я постарался не забыть твои слова, — улыбнулся я ей.
Она завела двигатель, мы тронулись с места.
Как раз в эту секунду я услышал звук моторной лодки. Видимо, это вёз нам продукты Валера Дятлов. Вот, небось, удивился мужик, когда увидел на месте стройки трупы!
Ну да ладно, там работы немного оставалось. Наверняка, нанял кого-нибудь доделать. К тому же нам он не успел заплатить, так что наверняка должен быть доволен таким развитием событий.
Вскоре мы купили дом. Точнее сказать, коттедж. Очень похож на тот, что мы строили Дятлову. Где именно? Ага, так я вам и сказал. Держите карман шире.
Деньги, как я уже упоминал, вложили в дело. Ничё, крутятся. Грех жаловаться. Матери переслал кой-чего. Но с тех пор не видел её — нельзя. Мало ли кто там поджидать меня может.
Сейчас у нас двое детей. Думаем, что можно и на третьего решиться.
Короче, всё у меня зашибись. Да и у Марины тоже.
Просто нас хорошая дорога выбрала.
Ад и возможность разума
1
Как я представляю себе ад? Как безвоздушное пространство без координат и притяжения. Ни неба, ни земли, ни горизонта. Словно червь, сдавленный со всех сторон безжалостным вакуумом, ты ползёшь по заранее отмеренной канавке — немного в одну сторону, немного в другую. Дальше не получается, потому что с обеих сторон тупики. И других направлений не существует, только эта короткая дорожка. Ни звуков, ни красок, ни чувств. Ад.
Когда в пятилетнем возрасте я посещал детскую поликлинику и, удивлённо озираясь на больших и крикливых дядь и тёть, обхватив ладошкой мамин указательный палец, стоял у её ноги в очереди в регистратуру, мир ещё не казался мне непонятным и враждебным. Он был шумен, интересен и ярок, в нём имелось немало привлекательного — вот хотя бы та белокурая девочка у стены, что ходила кругами над грязно-красной плиткой, время от времени она приподнимала голову и с робким интересом посматривала на меня — нет, мир определённо нравился мне в этот солнечный весенний день двадцатидвухлетней давности. Очередь продвигалась неимоверно медленно, мама переминалась с ноги на ногу и почему-то начинала нервничать — наконец, бросив на меня тревожный и требующий понимания взгляд, она бормотнула: «Ты постой здесь немного, я быстро. Никуда не уходи, чтобы наше место не заняли. Я успею, мне надо тут». И оставив меня, она засеменила по коридору, повернула за угол и исчезла из видимости — куда? почему? — эти вопросы вряд ли волновали тогда моё хрупкое детское сознание. Некоторое время всё вокруг оставалось таким же солнечным и беззаботным: девочка кружилась вокруг своей плитки, взгляд её был направлен в мою сторону, люди передвигались неторопливо, и лица их выражали равнодушное добродушие — чёрт, как же хорошо, когда лица окружающих тебя людей выражают добродушие, пусть даже и равнодушное!