Павел Аркадьевич молчал. Я тоже. Я вообще ни звука не издал за всё это время.
Витёк отвёл незнакомца под навес, помог ему улечься. Вскоре вернулся к нам.
— Пистолет так и держит наготове, — шёпотом сообщил он. — Конкретно мы попались. Вот проснётся, да замочит нас всех.
Той ночью мы не спали. Совет держали. Что делать, как быть в такой ситуации. Человек появился лихой, это всем понятно было. Что ждать от него — неизвестно. В общем, очково как-то стало.
— Да ладно, может ничего страшного, — говорил Сергеич. — Отоспится да уйдёт.
— А вдруг утром менты нагрянут, — предположил Витёк. — Да подумают, что мы с ним. Начнут шмалять без разбора. А этот решит, что мы мусоров вызвали. Со всех сторон виноватыми окажемся. Эх, замочат нас! И даже в сортир отводить не станут.
— А может свалить потихоньку, — внёс и я свою лепту. — Доберёмся до деревни, там сообщим куда надо. А можно и не сообщать, можно переждать пару-тройку дней. Может, уедем домой! — мелькнула во мне мысль, показавшаяся наиболее верной. — Отсидимся, помоемся, то да сё. Потом вернёмся. Не будет же он здесь всё время без еды сидеть.
— Да кто его знает? — возразил Сергеич. — Место тихое, такое ему и нужно.
Павел Аркадьевич всё время напряжённо молчал. Нас слушал. Мы то и дело на него поглядывали, да собственно к нему и обращались — всё же он главный. Что скажет? Какое решение примет?
И он сказал.
— Ментов вызывать, конечно, не будем.
Да, согласились мы про себя, правильно.
— И уезжать отсюда не надо.
Тоже правильно, понял я.
Павел Аркадьевич помолчал, взял в руки прутик и пошевелил им в костре дровешки. Мы понимали, что он не всё сказал.
— Задушить его втихаря надо, да и всё, — выдал он наконец.
Какое-то время мы переваривали услышанное.
— Предчувствия плохие у меня насчёт него, — развивал свою мысль бугор. — Это бандит из новых, беспредельщик. А они даже бандитских законов не соблюдают. Попадём к нему на крючок, будет нами помыкать. Чёрт ещё знает, что делать придётся.
— Думаешь, это выход? — поинтересовался осторожно Сергеич.
— Думаю, да.
Сергеич, было видно, сильно сомневался. Зато не сомневался Витёк.
— Точно! — воскликнул он восторженно. — Дело бугор говорит. Все проблемы так решим. Вот только что с деньгами делать? Вы же видели, сколько их там у него!
— Поделим, да и всё! — ответил Павел Аркадьевич.
— Тогда душить без Лёньки надо, — сказал Сергеич. — Я его матери обещал, что с ним всё нормально будет. Отвечаю за него.
— А чего это без Лёньки? — удивился Витёк. — Что он, девочка что ли? Мы грех на себя возьмём, а он чистым останется? Да ещё и бабло получит.
— Не надо мне бабло, — ответил я.
— Витя прав, — спокойно продолжал Павел Аркадьевич. — Или все, или никто. Но если мы его в живых оставим, помяните моё слово, он нам весёленькую жизнь здесь устроит.
В этот момент я почему-то понял, что сейчас всё от меня зависит. Как ни странно, именно от меня. Вот скажу я «Согласен», и так и будет, как бугор предложил. Скажу «Нет» — и по-другому всё пойдёт.
Я, честно говоря, долго не думал. Почему-то мне всё понятно было. Сейчас мне кажется, что вёл меня кто-то. Что ждал от меня кто-то там наверху тех решений, которые необходимы были. Что дорога, идти мне по которой, уже выбрана давным-давно и без моего ведома. Ведь в конечном счёте, я всегда был уверен, что всё со мной будет хорошо. Что на моей стороне все знамения.
— Согласен, — выдохнул я в ночную пустоту.
Распределились так: Павел Аркадьевич за горло хватает, Сергеич за руки держит, а мы с Витьком на ногах и на туловище. Чтобы не дрыгался.
Почти до рассвета просидели — ждали, пока мужик окончательно заснёт. Самих в сон потянуло. Мне даже что-то вроде сновидения привиделось. Словно какая-то очень красивая девушка, блондинка, склоняется ко мне и в губы целует. И смеётся, смеётся, заразительно так.
Сергеич тронул меня за руку и разбудил.
— Пойдём, — шепнул.
Костёр уже потух, лишь тонкий дымок поднимался ввысь от головешек. Небо посветлело. Где-то совсем рядом чирикал сверчок.
Бандюган дрых на полную мощь. Храп стоял — что твоя песня. Пожалуй, комары на лету падали от таких громогласных выдохов.
— На счёт «раз», — одними губами произнёс Павел Аркадьевич.
И тут мужик пошевелился. То ли услышал нас, то ли приснилось ему чего, но шевеление было отчётливое. Не могу ручаться, потому что дальше всё очень быстро происходило, но мне показалось, что он и глаза успел открыть до того, как мы на него кинулись.