Васильков спрыгнул с тамбурной лестницы на перрон Белорусского вокзала, втянул носом воздух, поглядел в чистое небо и зашагал к выходу в город. Как и предполагалось, его никто не встречал. Кто мог знать о возвращении фронтовика? Единственный оставшийся в живых родственник лейтенанта Аверьянова, дядька Тимофей Григорьевич, беспробудно пил и не интересовался судьбой племянника. Возможно, за годы войны он вообще о нем позабыл.
Оказавшись на привокзальной площади, Васильков невольно припомнил яркие ощущения, охватившие его, когда он впервые оказался в Москве после победы. Душу офицера в те минуты переполняло самое настоящее счастье. Война закончилась, в воздухе не ощущалось примесей сгоревшего пороха, в небе не гудели военные самолеты, а горожане спешили не в бомбоубежища, а по своим собственным, сугубо мирным делам.
Возле остановки общественного транспорта бурлила толпа народа, желающего воспользоваться автобусами. Васильков прошел мимо, перебежал площадь и нырнул в тенистое пространство Лесной улицы.
Пешее путешествие тоже отличалось от того, что происходило двумя месяцами ранее. Тогда Александр все-таки втиснулся в старенький «ЗИС-16» и долго трясся по неровным дорогам, пока не прибыл в Сокольники. Теперь же ему предстояло протопать по Лесной до Новослободской, потом по Тихвинской до Сущевки и в конце марш-броска повернуть на Ямскую. Дядька погибшего лейтенанта проживал в Межевом проезде Марьиной Рощи.
На весь путь у Александра ушло минут сорок. Все это время он не спеша шел к цели, всячески стараясь вжиться в роль. Фронтовик улыбался встречным молодым девицам, наслаждался теплым солнечным деньком и разок даже присел на лавочку для спокойного перекура.
Наконец-то Ямская уткнулась в крохотную площадь, от которой начинался Межевой проезд. Местность вокруг выглядела неприветливо. Если шляться тут пешком и без дела, то определенно наживешь неприятности. Однако Василькова это не волновало. Ступая по пыльной мостовой начищенными сапогами, он дошел до адреса, интересующего его, и остановился.
Перед ним предстал старый купеческий дом из красного кирпича с козырьком над входной дверью и подслеповатыми окнами полуподвального этажа.
«Кажется, здесь, — подумал Александр и внимательно осмотрел дверь. — Интересно, как часто сюда захаживал до войны мой тезка?»
Таких данных у тех людей, которые готовили операцию по внедрению Василькова в банду, не было. Откуда про это могли знать Старцев с Урусовым? Приходилось рисковать и надеяться на алкогольный стаж достопочтенного Тимофея Григорьевича.
Массивная дверь с потрескавшейся и облупившейся краской была девственно чиста. Ни кнопки звонка, ни надписей. Отсутствовала даже щель почтового ящика.
«Хорошо, что хотя бы ручка имеется», — подумал Васильков, взялся за нее и осторожно потянул на себя.
Темное нутро строения обдало его резким кисловатым запахом грязи и плесени. Он протиснулся в узкую прихожую и осмотрелся.
Слева располагалась одна дверь, чуть дальше — вторая. Справа вниз вела деревянная лестница с обломанной первой ступенькой.
«Похоже, мне сюда», — решил Александр и, скользя чемоданом по стене, приступил к спуску.
Эта идея принадлежала Ивану Старцеву. Вернувшись 15 июня от комиссара Урусова, он собрал вокруг себя сотрудников группы и рассказал им, как в сорок четвертом году, когда размах бандитизма в столице достиг угрожающих масштабов, ему пришла в голову мысль осторожно внедрить в преступную среду своего человека. Опытного, находчивого, но вместе с тем нового, не знакомого в лицо криминальным элементам.
На тот момент такого человека в Московском уголовном розыске не нашлось. Да, по сути дела, его и не искали, потому как Старцев и сам работал в МУРе без году неделя, поэтому к его идеям никто особо не прислушивался.
В январе 1944-го из Свердловска в Москву был переведен Александр Михайлович Урусов. При нем начали внедряться новаторские методы оперативно-розыскной деятельности, и МУР заработал намного более эффективно. Набирался опыта и Старцев. Он отложил в долгий ящик свою идею с внедрением.
После окончания войны блатные сообщества не спешили сдавать позиции. Криминальная обстановка осложнялась тем, что на руках у населения находилось огромное количество неучтенных стволов, а Москва, самый большой и богатый город страны, привлекала преступников-гастролеров из других регионов. Свою негативную лепту внесли и массовые послевоенные амнистии уголовников, и детская беспризорность.
В конце мая — начале июня 1945 года в Москве участились случаи вооруженных налетов на сберкассы, ювелирные магазины, ломбарды. Скорее всего, орудовала какая-то банда, сколоченная совсем недавно, уже после войны.