Однако вернемся в дореволюционный Санкт-Петербург — столицу Великой Империи, чей преступный мир состоял, безусловно, не только из более или менее симпатичных особ женского пола. Как уже упоминалось выше, в уголовной среде тогда складывалась четкая иерархия и специализация — были воры-аристократы, выходившие на международную арену (в революционный период все они эмигрировали за границу), и воры рангом пониже. К ворам-аристократам относились прежде всего карманники — «марвихеры», занимавшиеся кражами бумажников у солидных господ. В марвихере-аристократе трудно было с первого взгляда угадать преступника, наоборот, они, как правило, обладали весьма благообразной внешностью — выглядели как врачи или адвокаты. За несколько лет «работы» марвихер мог сколотить весьма приличное состояние. В Петербурге в 80-х годах прошлого века гремело имя знаменитого карманника Александра Макарова, по кличке Сашка-Пузан, который начал свою карьеру с 11 лет — крал платки у прохожих. Через 6-7 лет работы его авторитет в воровской среде поднялся на невиданную высоту, полиция никак не могла его поймать, поскольку Пузан почти всех агентов знал в лицо. Сгубила Макарова водка, он стал сильно пить и умер от скоротечной чахотки в 23 года — на его похоронах присутствовал весь цвет питерской воровской аристократии.
В начале 90-х годов прошлого столетия лидерство среди карманников Питера отдавали Александру Хомякову, сыну отставного поручика, за это, вероятно, он и получил кличку Сашка-Офицер. У Хомякова, судя по всему, склонность к дисциплине и строгой субординации была заложена в генах — он сумел организовать достаточно крупную шайку карманников со штаб-квартирой в одном из питерских притонов. По утрам, после обязательного прочтения газеты «Тираж», Хомяков, как настоящий «рулевой», отдавал распоряжения — кому где работать. Кстати, вторая его кличка как раз и была — Сашка-Руль. Похоже, успехи команды Хомякова сильно встревожили конкурентов — его «заложили» полиции, и в 1893 году суд приговорил Офицера к ссылке в арестантские роты на 3 года. Через год Хомяков бежал — очень уж хотел поквитаться с тем, кто его выдал, но — доносчик, похоже, оказался пошустрее — в 1894 году Офицера нашли на набережной Обводного канала у Сивковых ворот с проломленной головой…
В эти же примерно годы «работали» в Питере супруги Требусы — симпатичная жена кокетничала с прохожими на улице, а муж шарил у размечтавшихся господ по карманам. Забавно, что при этом Аарон Хаймович Требус умудрился ни разу не попасться в полицию, в отличие от своей супруги, которую арестовывали трижды. В конце XIX века чета Требусов решила больше не искушать судьбу и эмигрировала в Лондон, где занялась виноторговлей и сдачей внаем меблированных комнат…
Известен также в своих кругах был и марвихер Григорий Штейнлов, специализировавшийся на снятии с богатых прохожих драгоценностей и эмигрировавший вовремя в Берлин.
Кстати, в мещанской питерской среде вор-карманник считался завидной партией, таким женихам многие добропорядочные родители невесты всегда готовы были предоставить квартиры для убежища. Постепенно в Петербурге сложилась целая система «блатных» квартир — в основном в районе Лиговки и Сенной площади. Содержателей таких квартир называли «блатокаями» и очень ценили в воровской среде.
Отдельную воровскую касту составляли «шнифера» — воры, проникавшие ночью в магазины и выносившие из них товары на большие суммы денег. К «шниферам» примыкали «подводчики» — разработчики операций и приемщики воровского товара. В 90-х годах XIX века в Петербурге одним из самых известных шниферов был Гришка-Армянин, накопивший впоследствии достаточно денег для открытия своих рыбных промыслов.
Квартирные воры делились на «громил» и «домушников». Вся разница между этими двумя категориями заключалась в том, что «домушники» работали поодиночке, реже — парами, а «громилы» сбивались в достаточно многочисленные шайки.
Среди питерских «домушников» в конце прошлого столетия было довольно много «знаменитостей» — на Васильевском острове промышляла «сладкая парочка» Константин Тележкин и Александр Тестов. Тележкин устраивался в богатые дома дворником и наводил потом Тестова на самые перспективные квартиры, «производительность» у друзей была довольно высокой — 12 очищенных квартир за семь месяцев, — но однажды удача им изменила, в одной квартире их застукала полиция. Преступники сначала было забаррикадировались и приготовились к отчаянному сопротивлению, но потом передумали, сдались и отправились осваивать Сибирь-матушку.
На Петроградской стороне злодействовал еще более шустрый Ванька Горошек, он умудрялся «поставить» за месяц до 10 квартир. Горошка сгубила страсть к хулиганству и дешевым театральным эффектам — он разбрасывал в обворованных квартирах дохлых кошек, собак и крыс. (Возможно, именно с Горошка впоследствии будет брать пример знаменитая послевоенная банда «Черная кошка».) По этим следам Ваньку в конце концов и вычислили…
В начале 90-х годов XIX века начал свою карьеру известный «домушник» Безруков, служивший в Пассаже приказчиком. Ему было всего 15 лет, когда он начал залезать в магазинные форточки, пользуясь своим хрупким телосложением. Безрукова неоднократно судили и ссылали в Сибирь, но он с необыкновенным упорством возвращался в родной город и вновь принимался за любимое дело…
Не менее знаменитым был некто Краюшкин, он происходил из семьи с «традициями» — его папа был достаточно авторитетным подводчиком. Краюшкин-сын служил в электротехнической военной школе и «домушничал» только в нерабочее время. Его часто приглашали как электрика в разные богатые квартиры сделать проводку — Краюшкин как следует осматривался, а позднее проникал в намеченную квартиру. За один только год он совершил около 50 краж. Попавшись на пустяке, Краюшкин начал «косить» под больного и сбежал из госпиталя. Сразу же после побега он обворовал квартиру графа Нирода и эмигрировал в Америку, прислав начальнику уголовной полиции письмо с извинениями и просьбой не препятствовать его жене с дочкой приехать к нему — навсегда… Жену никто задерживать не стал.
Воры крайне редко шли на убийства и насилие — исключения, конечно, бывали, ну так «в семье не без урода». В 1880 году начал свою воровскую карьеру сын титулярного советника Николай Митрофанов, учившийся сначала в коммерческом училище, а потом в техническом училище морского ведомства. Этот хорошо образованный молодой человек в 1885 году был судим как член большой воровской шайки. Отбыв наказание, Митрофанов вернулся летом 1887 года в Петербург и продолжил преступную карьеру — «домушничал» в основном. Но однажды он вознамерился обокрасть квартиру, где горничной служила его любовница — Анастасия Сергеева, которая пыталась помешать своему ухажеру. Митрофанов перерезал Сергеевой горло столовым ножом и обобрал квартиру дочиста… Его поймали и приговорили к 20 годам каторги.
Однако в 1901 году Митрофанов бежал и вынырнул в Питере под видом бравого казачьего офицера, чью грудь украшали два Георгиевских креста. (Любопытно вот что, — оказалось, что эти кресты были не крадеными, а действительно заслуженными Митрофановым во время «китайской войны», где он отличился под псевдонимом «доброволец Николай».) Полиция арестовала его, проникнув под видом водопроводчиков в квартиру его новой любовницы — мещанки Утробиной. Митрофанов вновь был отправлен на Сахалин, где работал часовщиком, телефонистом и даже дирижером оркестра… Он несколько раз пытался бежать, но его все время ловили, и в конце концов Николай Митрофанов сгинул на каторге окончательно.
Особняком в воровском сообществе стояли «городушники» — магазинные воры, «работавшие» прямо на глазах продавцов и покупателей. Дело в том, что «городушники» обычно не воровали в тех городах, где жили постоянно, а приезжали гастролировать — естественно, местные воры, хоть и вынуждены были считаться со своими иногородними собратьями, но все же особой привязанности к чужакам не испытывали и при удобном случае «капали» на них в полицию.
24 октября 1900 года в Петербург прибыла шайка «городушников» из Варшавы, возглавляемая опытным рецидивистом Валентием Буркевичем. При Буркевиче были три девушки — Констанция Робак, Антонина Гурная и известная варшавская воровка Текла Макаревич. Вся эта команда сначала украла два бобровых воротника в меховом магазине петербургского городского головы Лелякова на Большой Морской, а потом направилась в Гостиный двор в магазин золотых вещей Митюревой, где при попытке украсть футляр с дорогими серьгами воров задержали и передали полиции. Большие срока тогда были редкостью — Буркевича сослали на 4 года в арестантские роты, Гурная получила 3,5 года тюрьмы, а Розбак отделалась 3 месяцами ареста…