Сегодня Петька не думал навещать зазнобу — ведь у Маняши ночное дежурство, а в это время к ней вообще бесполезно соваться, выгнала бы и несколько дней к себе не подпускала.
Но Петьке не спалось. Он думал: вот не завтра, так послезавтра уйдем в поход. Лазарет Чепай с собой тащить не будет, сказал — отправимся налегке, больных и раненых оставляем, демобилизация им пришла. Получается, больше никогда Петька Маняшу не увидит. И оттого на сердце сделалось так больно и тоскливо, что Петька решил — сейчас или никогда.
Он даже одеваться не стал, как был — в кальсонах и фуфайке, — так и выскочил на улицу, под дождь. Решил пойти пешком и сказать Маняше, что любит ее. Не каменная же она...
Петьке не удалось дойти до лазарета и увидеть мертвое тело любимой девушки, потому что, добежав до ворот, он услышал чью-то раздраженную тираду:
— Ты что меня, египетский хлопок, с ума свести хочешь? Ты что, думаешь, кроме твоего Пантелеева в мире больше Лёнек не осталось?!
Это был голос Юрки Очумелова. Опять, наверное, спорит со своим тупым напарником Елдыри- ным. Петька решил, что надо бы пропустить их мимо, не хотелось выглядеть перед сослуживцами полным дураком. Сейчас они пройдут и...
—Аргх! — раздалось во тьме, и Петька услышал, как что-то упало на землю.
Два раза. Разговор между Очумеловым и Елды- риным оборвался на полуслове.
Осторожно приоткрыв калитку, Петька выглянул на улицу. Он разглядел в нескольких десятках шагов от себя две незнакомые фигуры с белыми повязками на рукавах.
Дождь стих так же внезапно, как и начался. В просвете, образовавшемся в тучах, показалась луна.
Незнакомцы выпрямились и поволокли по грязи два каких-то мешка. До Петьки не сразу дошло, что они тащат. Мешками были мертвые Очумелов с Елдыриным.
Петька понял, отчего они с Чепаем вчера не смогли найти Ночкова. Предатель сбежал, а сейчас, видимо, вернулся со своими дружками из чрезвычайки. А что, если не вернулся, а так и остался здесь? Что, если новоприбывшие курсанты на самом деле не курсанты вовсе, а каратели и теперь режут старых чепаевцев по всей станице?!
Главное — не поднимать шума. Петька тихо прошел через двор, вывел из конюшни своего Чалого, поставил коня на крыльцо чепаевской избы. Чтобы лишний раз не привязывать, Петька вошел в дом с поводьями и зажал их дверью.
— Чепай, беда! — громко прошептал он и вдруг увидел, что Чепай не один. Кроме него в избе были Митяй из караула и какой-то незнакомый парень, совсем молодой, как бы тоже не из курсантов.
— Что случилось? — спросил Чепай. Он был встревожен и уже одет, несмотря на столь ранний час.
Петька метнулся к керосинке, затушил ее.
— Нас предали! Ночков своих чекистов привел!
Митяй и незнакомец переглянулись.
— Чекистов? Ночков белых привел, — сказал парень.
— Погоди, — перебил его Чепай. — Говори, Петька, что видел.
Петька торопливо рассказал. Митяй, услышав о смерти Очумелова и Елдырина, коротко выматерился. Незнакомец растерянно посмотрел на Петьку:
— Но они должны были начать позже! В пять утра! Перетрусов специально к ним Ночкова повез.
— Ты что, заодно с Перетрусовым? — посуровел Чепаев. — Я думал, ты шпион, а ты...
— Да нет же! — сказал незнакомец. — Я свой, наш, пролетарий! Все случайно получилось! Я помочь хотел!
— Помог, любись ты конем.
— Да погодите же! — незнакомец чуть не плакал. — Перетрусов сказал, что, если не сумеет выдать Ночкова за Чепаева, нужно из дома срочно уходить, потому что белые специально за Чепаем идут!
— Всем Чепай нужен, — усмехнулся Василий Иванович. — Просто нарасхват.
Тут незнакомец подпрыгнул на месте:
— Придумал! Конь!
Петька, Чепаев и Митяй посмотрели на «шпиона».
— Нужно коня привязать к другому дому, понятно? Чтобы его с улицы видно было.
Мысль была дельная. Отвлекающий маневр поручили незнакомцу и Митяю. Петька с Чепаем должны были открыть огонь по белым, когда они начнут штурм пустого дома.
— Не страшно, шпион? — спросил Чепаев, когда Митяй с незнакомцем осторожно выводили Чалого со двора.
— Страшно, — кивнул «шпион».
Лицо у него было абсолютно счастливое.
Чепаев
Василий Иванович никогда не думал, что станковый пулемет, поднятый на голубятню, когда- нибудь пригодится. Просто на всякий случай он каждый раз устанавливал «максима» на ключевую позицию. Как правило, пулемет стоял без дела, накрытый брезентом, пока дивизия не снималась с места и не занимала новый плацдарм.