— Приятно слышать.
— Да ты не обижайся, ничего страшного. Просто я предчувствовал: Морин тоже начнет набирать вес.
— В жизни такой ерунды не слыхал! — возмутился Лео.
— Кому что нравится. Я же тебе говорю: мы с тобой разные люди. Нам с тобой не может нравиться одно и то же. Вот ты спрашиваешь, чем меня взяла Хелен? Что я в ней приметил в самый первый раз, когда положил глаз на нее?
— Умираю от любопытства, — признался Лео.
— Ее нос.
Лео молча вытаращился на своего собеседника.
— Классический, можно сказать, аристократический нос. Черт побери, Лео, за всю свою жизнь я не видал носа столь совершенной формы.
— Ты сам-то хоть слышишь, что ты несешь? — спросил Лео так громко, что Генри и Марио, суетившиеся возле бара, услышали и оглянулись на них. — Хочешь сказать, ты позволил девке посадить тебя в тюрьму ради ее прекрасного носа?
— Все-таки ты так ничего и не понял, — развел руками Джек.
Он был в стельку пьян, он почти не контролировал свою речь, и все же не проговорился о легкой россыпи веснушек на ее лице, не осмелился описать чуть вздернутый подбородок, наклон головы, прелесть ее профиля, взгляд карих глаз…
И обнаженные ноги — он мог лишь угадывать, как сходятся они там, выше края мини-юбки. Длинные, изящные ноги, высокий свод, красивая туфля на высоком каблуке небрежно свисает с кончиков пальцев — леди сидит, удобно скрестив ноги, на высоком стуле перед стойкой бара в «Сэзираке», или в отеле «Рузвельт», или в «Монтелеоне», или в «Понтшартрене», в «Пибоди», Мемфис, в «Билтмор», Атланта. Нет, конечно, дело не только в ее носике, но стоит ли пытаться рассказывать об этом человеку, который обряжает мертвецов, читает романы о давно минувших временах и вроде как даже не замечает живых девчонок, пьющих коктейль за соседним столиком?
— Ты никогда не станешь взрослым, — подвел итоги Лео. Чего еще можно от него ждать.
3
Бродяги, толпившиеся перед входом в миссию Святого Семейства, щурились, заслоняя рукой глаза от яркого солнышка, и лениво перебрасывались репликами:
— Смотри-ка, гробовщик приехал.
— А кто помер?
— Только не я. Я вроде как жив покамест.
— Эй, приятель, приезжай в другой раз, когда откинемся.
— А этот все равно что покойник. Забери-ка его.
Джек велел им не трогать катафалк. Попросту говоря, отвалить отсюда. Прошел между ними в своем синем костюме, белой рубашке (при галстуке в полоску и солнечных очках), приветствуя бродяг легкой улыбкой и дыша через рот. Кто-то сказал за его спиной:
— Видать, суп неплохой, блевотины вокруг не видать.
Спившиеся, насквозь проспиртованные люди. Стоят тут, греются на весеннем солнышке, никто и ничто, а еще пытаются что-то лепетать, даже требовать: «Мистер, дайте доллар, я присмотрю, чтоб на ваш катафалк не ссали». Джек добрался до входа в миссию, ему пришлось по пути оттолкнуть лишь пару попрошаек.
Здесь тоже было полно бродяг — сидели плечом к плечу за двумя рядами столов, которые тянулись до самой раздаточной. Две пухленькие седоволосые дамочки в очках и белых фартуках раскладывали еду по тарелкам. Джек спросил щуплого цветного паренька в комбинезоне и чересчур большом, видавшем виды твидовом пальто, которая тут сестра Люси.
Паренек как раз выходил из столовой. Он обернулся через плечо, потом все-таки повернулся всем телом и ткнул пальцем в сторону очереди, продвигавшейся к раздаточной.
— Вон она.
— Точно? — переспросил Джек.
Паренек усмехнулся, зубов у него почти не было. Его позабавила удивленная мина Джека.
— Не слишком-то благочестивый вид, да? Готовит она хорошо. Приходи в понедельник, отведаешь красных бобов с рисом.
Джек увидел изящную молодую женщину. Темная прядь волос убрана за ухо. Он даже темные очки снял, чтобы получше ее разглядеть. Надо же, бежевый двубортный жакет, очень стильный, из льна или тонкого хлопка. Она подходит к этому отребью, дотрагивается до них. А брючки? Одно дело позировать с моделями, рекламировавшими фирменные брюки, но увидеть тертые джинсы от Кельвина Кляйна на монахине! С плеча свисала изящная соломенная сумочка, простые с виду коричневые туфли на каблучках подчеркивают длину стройных ног. Ну и ну! В пахнущей дезинфекцией кухне для бесплатной раздачи супа — и вдруг такое. Она заговаривает то с одним бродягой, то с другим, прикасается к плечу — то есть к верхней одежде, которую они годами не меняют, — она берет их руки в свои ладони…
С тем же спокойным выражением лица она подошла к Джеку, пожала ему руку — у него-то, по крайней мере, руки чистые.