Марио вернулся к бару с мартини, поставив коктейль на салфетку перед Джеком.
— Нет, не понимаю, как ты можешь заниматься этим всю жизнь. Тоже мне работа — с мертвяками возиться.
Джек отхлебнул глоток и хотел сказать что-то вроде: по крайней мере, покойники ни на что не жалуются и лишних трудностей не создают, однако, подумав, ответил:
— Не знаю. Сам не знаю.
Отхлебнул еще глоток, сунул в рот оливку, пожевал, запил очередным глотком. Вот так-то оно лучше.
— Говорят, вы женщин в гроб без трусиков кладете, а?
— Кто тебе сказал?
— Не помню, слыхал где-то.
— Мы одеваем их с головы до пят, вплоть до носков. Обувь по желанию родственников, а все остальное — обязательно.
Марио принял у Джека пустой стакан и сменил подставку под коктейль.
— А вам попадаются роскошные девчонки, я имею в виду фигуристые — ну, ты понимаешь, — с ними вы все то же самое проделываете?
— Это тебе больше пришлось бы по вкусу, а?
— Не, я все равно не стал бы этим заниматься.
— Знаешь, что в нашем ремесле самое скверное? Привозят очередной труп, смотришь на него и видишь — господи боже мой, да это же мой приятель!
— Тут-то тебя и пробирает, верно? Когда видишь знакомого.
— Даже если давно с ним не встречался. Вот как сегодня. Когда я увидел этого парня на столе, глазам своим не поверил. Лежит мертвый, а сам на восемь лет старше, чем когда я видел его в последний раз. Понимаешь? Он словно другим человеком за это время стал. Смотрю на него — его звать Бадди Джаннет — вроде я его знаю, а вроде и нет. Не знаю, где он бывал, что делал.
— От чего он помер?
— Понимаешь, он не просто мой старый друг. Когда я встретился с этим парнем, в первый раз поговорил с ним, это всю мою гребаную жизнь перевернуло.
— Он что, типа священника?
— Нет, он взломщик. Гостиничный вор.
— Вот это да!
— Ты ж знаешь — я сидел.
— Ты как-то говорил. Три года, верно?
— Ну вот, когда я встретил того парня… или нет, погоди, начнем с начала. После школы я работал на «Мезон Бланш», мужской моделью, они публиковали мои фотографии для рекламы. Говорили, у меня идеальный сороковой размер, все пропорции, и зубы отличные, волосы тоже. Но я это бросил, это было такое дерьмо — стоять, позировать, а они юпитерами светят. Так вот, когда я его встретил…
— Этого парня?
— Ну да, восемь лет назад. Мне было тридцать два, я работал на братьев Ривесов, получал пару сотен в неделю — и вся любовь.
— Они тоже сюда заходят, Эмиль с братом.
— Знаю. Они мне дядьями приходятся. Ну вот, в ту ночь я зашел к Феликсу на Ибервилле, пивка выпил, устрицами закусил, выхожу и наталкиваюсь на ту бабу. Она спрашивает, снимался ли я в рекламе. Я говорю: «Да, для „Мезон Бланш“, если знаете это место». По ее разговору слышу, что она не из наших мест. Баба говорит — она приехала из Нью-Йорка делать снимки для каталога голландской спортивной одежды. У них еще обязательно тюльпан на рубашке. Она дает мне тысячу баксов за четыре дня съемок. Штуку гарантировано, а может, еще и сверхурочные. И она рассматривает меня, трогает волосы, и я понимаю, что ей надо от меня еще кое-что кроме съемок.
— А собой-то ничего?
— Ничего, стильная такая, в тонированных очках, а кожа белая-белая. Ей было года сорок два — сорок три.
— Это не страшно.
— Звали ее Бетти Барр, менеджер по рекламе. Все модели, и фотограф, и его помощники звали ее «Беттибар» — в одно слово, как имя. Меня это почему-то раздражало, и я вообще никак к ней не обращался. С утра начались съемки, по всему городу — на Джексон-сквер, само собой, в парке Одубон, у маяка на канале, в доках у Лафитт, а там все ловцы креветок сбежались посмотреть на нас. Таращатся, а мы перед ними выставляемся, точно счастливы до усрачки, напялив на себя эту одежку, все эти рубашки для регби, свитера, что там еще… Там был такой парень, Майкл, он со мной и словом не перемолвился, ему вроде до лампочки, как идиотски он выглядит и что эти рыбаки про него между собой говорят. Девчонок это тоже не беспокоило, им и было-то лет по шестнадцать-семнадцать. Ты бы налил мне еще. Водки. — Джек подтолкнул свой стакан бармену.
Марио отошел за бутылкой, а Джек, прикрыв глаза, вспоминал, как вели себя девочки. Они без проблем входили в роль, принимали любую позу, если требовалось — каменное лицо, если надо — улыбочка или такое выражение, будто их что-то удивило. Джека просто поражали их заученные позы, их профессионализм — эти девочки были настоящими моделями, они растворялись в своей работе, забывали о себе, какие они на самом деле. Он их спрашивал: «Ты можешь себе представить, чтобы парень по доброй воле такое надел?», а они отвечали: «Конечно». Симпатичными они казались, только когда позировали, а вот Джек нравился им, когда не работал.