Я почувствовал возмущение этими словами. А в говорившем узнал красивого молодого человека, который только что получил записку Мерседес Вилла-Сеньор!
Какая горькая ирония в том, что именно он стал моим защитником!
– Пусть подходят! – воскликнул я, в отчаянии от этой мысли. – Мне не нужна ваша защита, сэр! Но все равно спасибо! В моих руках жизнь по крайней мере двенадцати этих джентльменов. После этого они могут забрать мою. Отойдите в сторону и увидите, как я разбросаю этот трусливый сброд. В сторону, сэр!
Наверно, мой защитник решил, что я спятил.
– Каррамбо , сеньор! – ответил он, ни в малейшей степени не раздражаясь из-за моего неблагодарного ответа. – Вероятно, вы не отдаете себе отчет в том, какая опасность вам грозит. Достаточно мне сказать слово, и вы мертвец.
– Так скажите его, капитан! – крикнул кто-то в толпе. – Почему вы молчите? Янки вас оскорбил. Нужно наказать его хотя бы только за это!
– Муэра! Муэра эль американо!
Возбужденные этими криками, нападавшие приблизились к двери.
– Аль атрас, леперос (Назад, негодяи!)! – закричал мой защитник. –Первого же ступившего на мой порог – пусть он очень скромен – я проткну своей саблей, как кусок тасаджо (вяленое мясо). Вы здесь расхрабрились на Каллекито де лос Пайарос (Птичья улица)! Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из вас решился встретиться с врагом в Вера Крус или Сьерро Гордо!
– Вы ошибаетесь, капитан Морено! – ответил рослый смуглый мужчина, стоявший в первом ряду; я узнал в нем предводителя тех троих, что напали на меня. –Перед вами один из тех, с кем вы сражались в тех двух битвах, о которых упомянули. Он вышел из них не так, как вы, – пленником на честном слове!
– Капитан Карраско, если не ошибаюсь? – насмешливо ответил мой защитник. – Могу поверить, что это относится к вам. Вы уж точно не пленник. Успели убраться подальше до того, как стали брать в плен.
– Караджо! – закричал его смуглый противник, побледнев от гнева. – Вы смеете это сказать? Слышали, камарадос? Капитан Морено считает себя не только нашим судьей, но и защитником проклятых захватчиков! И мы должны подчиниться его приказам, мы, жители Пуэбло!
– Нет! Мы этого не потерпим! Муэрта эль американо ! С янки нужно покончить!
– Вам придется его брать, миновав мою саблю, – хладнокровно сказал Морено.
– И ствол моего пистолета, – добавил я, вставая рядом со своим великодушным хозяином. Я решил вместе с ним защищать вход в дом.
Неожиданное сопротивление изменило отношение Карраско и его трусливых товарищей. Хотя они продолжали кричать, но ясно было, что решительность их оставляет; вместо того чтобы нападать, они стояли на месте.
Они как будто знали характер моего защитника и его саблю; и это, несомненно, их сдерживало.
Но истинная причина их медлительности заключалась в моих шестизарядных пистолетах, которые я теперь держал в обеих руках. Мексиканцы совсем недавно познакомились с этим великолепным оружием – его впервые использовали в недавней кампании, – и его уничтожающая сила, в десятки раз преувеличенная слухами, внушала им, как и индейцам прерий, почти сверхъестественный страх.
Возможно, именно этому чувству я был обязан спасением. Как ни храбр мой защитник, как ни искусно мог он владеть своим толедским клинком, как ни быстро я бы сделал двенадцать выстрелов, какое все это могло иметь значение против разъяренной толпы, в которой уже не меньше ста человек и которая все увеличивается? Один из нас, может, и оба погибли бы, не устояв перед яростью толпы.
Может показаться странным разговор о чувстве в таком кризисе, в котором я оказался. Вы мне не поверите. Однако, клянусь честью, оно существовало. Я испытывал его и был в этом уверен, как никогда в жизни.
Вряд ли мне стоит говорить, что это за чувство. Чувство глубочайшей благодарности – вначале к Франсиско Морено, а потом к Богу – за то, что сотворил такого благородного человека!
Следующая мысль была результатом этого чувства. Нужно спасти того, кто рискует ради меня жизнью.
Я уже собрался попросить его отойти в сторону и предоставить меня моей судьбе. Какая польза в том, что мы оба умрем? Я искренне верил, что смерть рядом.
Но мне не удалось выполнить свое намерение, хотя не из-за страха. Причина, заставившая меня промолчать, была совершенно иной.
Мы стояли молча: защитники и нападающие, – и в этот момент ветерок донес звук, продливший молчание.
В этом звуке невозможно было усомниться. Каждый, кто хоть раз слышал, как по улице проходит конный отряд, сразу узнал бы его: продолжительный топот копыт, звяканье подгубных цепочек, стук ножен, когда они задевают за стремена.
Не только я, но и все остальные на улице Ласточек сразу узнали эти звуки.
– Ла гуардия! Ла патрилла американа ! (Стража! Американский патруль!) – послышались в толпе приглушенные восклицания.
В сердце моем вспыхнула радость, и я готов был броситься вперед, считая, что враги передо мной расступятся.
Но нет. Они стояли неподвижно, как стена, сохраняя полукруг у двери.
Решив не отступать, они тем не менее сохраняли молчание, по-прежнему грозя своими ножами и мачете.
Я понял их замысел. Патруль проходит по одной из главных улиц. Мексиканцы знали, что малейший шум привлечет его внимание к улице Ласточек.
Но если тишина продлится хоть десять секунд, они снова смогут возобновить нападение; и тогда я погиб.
Что делать? Выстрелить в толпу? Звук выстрела привлечет внимание патруля. Но когда он появится, вероятно, будет уже поздно. Солдатам только останется подобрать мое изуродованное тело и отнести в казарму.
Я не решался спровоцировать их нападение.
Нет ли другого способа предупредить моих соотечественников?
О Боже! Конский топот постепенно стихает! Не слышно больше скрипа упряжи и звона шпор, стремян или стальных сабель. Патруль миновал вход в нашу улицу. Еще десять секунд, и солдаты вообще ничего не услышат.
Ха! Какая счастливая мысль! Я вспомнил, что сегодня патрулирует моя собственная часть, конные стрелки. Во главе патруля должен быть мой первый сержант. Мы с ним договорились о своих особых сигналах, отличных от звуков горна. И благодаря улыбке фортуны у меня с собой есть средство подачи этих сигналов – обычный свисток, который не раз в ходе кампании выручал меня.
Через мгновение резкий свист разрезал тишину улицы; его должны были услышать в половине города Ангелов.
Если бы сам дьявол издал этот свист, он не смог бы сильней парализовать нападающих. Они стояли в изумлении, лишившись дара речи.
Но только мгновение. Потом, словно их охватила дикая паника, грабители и просто горожане бросились бежать.
И вот на их месте появились два десятка всадников, чьи темно-зеленые мундиры я с радостью узнал.
С криком я бросился им навстречу!
После короткого разговора я повернулся, чтобы поблагодарить своего защитника Франсиско Морено.
Но моя благодарность осталась невысказанной. Того, кто так мне помог, больше не было видно.
Дверь, у которой я так удачно упал, закрылась за моим великодушным защитником.
Глава XI
Красные шляпы
В течение месяца после описанного эпизода мы, солдаты армии завоевателей, вынуждены были оставаться почти в заключении в своих не слишком удобных и чистых казармах.
Мы предпочли бы конфисковать жилые дома; и было несколько десятков больших особняков, владельцы которых этого заслуживали.
Но это было невозможно. Рассеять армию по всему городу означало вызвать то самое восстание, которое мы хотели предотвратить.
Нашему дивизионному генералу хватило здравого смысла понять это; и он, вопреки ворчанию офицеров и солдат, настоял на том, чтобы приказ о пребывании в казармах строго соблюдался.