— Привет, Бесси. Это я, Гэс. Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю даже, что тебе сказать, Гэс, — тихо ответила Бесси, и по ее щекам потекли слезы. — Я жива. Лежу вот. Ни к чему не годная, но живая.
— Все будет в порядке, Бесси. Ты придешь в норму и будешь петь еще лучше, — сказал Гэс.
— Нет, я все погубила. И все из-за этого проклятого нектара. Вот что я наделала! Все погубила! А что сказали, когда я не появилась на концерте?
— Еще никто ничего не знает, — сказал Гэс.
— Как это? — спросила Бесси неожиданно окрепшим голосом, в котором зазвучала безумная надежда.
— До начала концерта еще остается пара часов.
— А может быть... я еще смогу выступить?
— Боюсь, что в этот раз нет, — сказал Гэс. — Но я уверен, у тебя будет еще масса возможностей показать себя.
— Я звонила тебе, мистер Красавец, звонила, — сказала Бесси тихо, — звонила, чтобы рассказать тебе, сказать, что со мной происходит, но тебя не было дома.
— Я ходил на встречу с Мики Зирпом.
— О Боже, — пробормотала Бесси, — а я-то думала, что ты с кем-то там развлекаешься и совсем позабыл меня!
— Глупышка! Когда я впервые увидел тебя, я сразу понял, что мы принадлежим друг другу, и что мне уже никто больше не нужен. И с тех пор ничего не изменилось — так будет всегда.
Еще одна слеза выкатилась из глаз Бесси и медленно поползла по щеке, будто сделанной из полированной бронзы.
— Не знаю, почему так все получилось, — сказала она. — Да, я иногда немножко баловалась кокаинчиком, но никогда раньше не пробовала героин. А эти мои новые друзья начинали с кокаина, а потом перешли к героину. Им все время нужно было что-нибудь покрепче. Я думала — ну, чуть попробую — и все.
— А как их зовут? — спросил Гэс.
— Вилли и Мэй — но, Гэс, их не надо винить. Они делают то, что им нравится делать. И все. И если тебе хочется наказать кого-то за то, что произошло, во всем виновата только я сама. Вини только меня.
— Я не собираюсь тебя ни в чем винить, — сказал Гэс. — Ты побудешь здесь немного, а потом, когда поправишься, мы поедем назад, в Канзас-Сити.
— Это звучит так прекрасно, будто солнце снова светит ясно, — не сказала, а пропела Бесси. — Гэс, это все хорошо, но как мне жить потом, если я не явлюсь на этот концерт?
— Ты еще споешь в Карнеги-Холл. Обязательно. Но сначала тебе нужно отдохнуть, прийти в себя. — Гэс покачал головой. — Я приду проведать тебя завтра утром.
— До завтра, мистер Красавец, — сказала Бесси, закрывая глаза. — Эй, — воскликнул Гэс довольно грубо, — а поцеловать меня ты не хочешь?
— Любимый мой, любимый Гэс, — пробормотала Бесси, глотая слезы.
Гэс наклонился к ней и нежно, с большой любовью, поцеловал ее в губы. Будто поставил печать обещания.
Выйдя из палаты, Гэс прижал лоб к белой стене. Как будто сквозь вату, он услышал голос Фэтса:
— Представляешь, сколько людей до тебя вот так прислонялись к этой стене, думая, что все у них в жизни кончено?
— Фэтс, ну почему, почему все так по-дурацки получается? Почему столько подлости вокруг? Почему люди так поступают друг с другом? Вместо того, чтобы делать жизнь как-то лучше, они стараются лишь навредить друг другу!
— Пойдем, Гэс, — сказал Фэтс. — А не то, если ты не отдохнешь, сам угодишь в больницу.
Взяв такси, они вернулись в гостиницу “Вэн-Вингерден” и сняли двухместный номер.
Стоя в душе, Гэс долго смывал пот с тела и грязь с души. Его охватило давящее чувство какой-то страшной потери. Нет, Бесси он не потерял, она жива, и скоро с ней все будет в порядке... Но его охватила безнадежность.
Он вытирался, когда зазвонил телефон. Фэтс снял трубку. Гэс не слышал, о чем шел разговор. А когда вышел из ванной, Фэтс стоял у телефона, потупив глаза. Потом, набрав воздуха в легкие, сказал просто и без обиняков:
— Она... ее нет.
— Нет? Что ты имеешь в виду — “ее нет”? — закричал Гэс.
— Она исчезла из больницы. Видели лишь, как она садится в такси. Наверное, у нее были с собой какие-то деньги. Но как она проскользнула мимо всех незамеченной — никто не понимает.
Гэс принялся лихорадочно одеваться. Куда она могла отправиться? Куда? Трудно было поверить, что она отправилась к своим поставщикам наркотика, но пути наркоманов неисповедимы. Кто может предсказать, что придет в голову, одурманенную наркотиком? Каждому свое, и да поможет нам Бог!
И тут Гэса осенило: он догадался, куда она отправилась.
Гэс взглянул на часы. Без десяти девять.
— Вызови такси, Фэтс, срочно!
— Хорошо. А куда мы едем? — спросил Фэтс, уже держа трубку возле уха.
— Карнеги-Холл.
Фэтс в крайнем недоумении уставился на Гэса. После небольшой паузы он сказал неожиданно охрипшим голосом:
— Если она выйдет на сцену, это убьет ее. Врач сказал, что после всех лекарств, которые в нее накачали, у нее очень ослабло сердце, и ей даже ходить нельзя!
— Если ей что-нибудь втемяшится в голову, ее не остановишь. Она так ждала этого концерта, — сказал Гэс.
Когда через пять минут они вышли из гостиницы, такси уже ожидало их у входа. Фэтс сказал водителю, куда ехать, пообещал щедрую плату и попросил ехать как можно быстрее. Взвизгнули шины, и машина помчалась по улицам Нью-Йорка.
— А у вас есть билеты? — спросил, водитель, когда они проезжали на большой скорости по Парк Авеню.
— Нет, но мы все-таки попробуем попасть в зал, — сказал Гэс.
— У входа стоит большая толпа. Билетов нет не только на сидячие, но и стоячие места.
Вскоре машина подъехала к бордюру около внушительного здания, выложенного гранитом. Расплатившись, Гэс и Фэтс вылезли из машины и бросились к огромным дверям, возле которых стояла большая толпа. Широкоплечий Гэс и кругленький, толстенький Фэтс проталкивались к дверям. Полицейские пытались успокоить людей, которые напирали и требовали впустить их внутрь.
Гэс протолкался к дверям, у которых стоял человек в смокинге и устало повторял:
— Билетов нет, билетов нет. Все места заняты. Нет даже стоячих.
Гэс приблизился к человеку в смокинге вплотную и, незаметно засунув пятьдесят долларов ему в руку и глядя страшными глазами, шепотом потребовал два билета.
И два билета будто чудом оказались в руке Гэса, а человек в смокинге продолжал повторять нудным голосом:
— Билетов нет, билетов нет, вход только по билетам. Потом беспокойно и пристально оглядев толпу, стоявшую перед ним, он остановил свой взгляд на Гэсе и Фэтсе и спросил громким голосом, будто читал монолог со сцены:
— А у вас есть билеты, сэр?
— Есть, есть, — ответил Гэс, размахивая билетами.
— Прекрасно. Хорошо, что вы позаботились о билетах заранее, — театрально громко сказал билетер, улыбаясь и обводя глазами сердитую и разочарованную толпу. — Предусмотрительность всегда вознаграждается.
Билеты оказались только входными, но места в зале, где можно было бы хотя бы стоять, уже не было.
— Этот парень у дверей загребет себе сегодня целое состояние, — сказал Фэтс.
Ответ Гэса потонул в громе аплодисментов — огромный золотистый занавес стал подниматься, и Гэс с Фэтсом, стоя на цыпочках, пытались рассмотреть, что происходит на сцене.
— Надо как-нибудь пробраться поближе.
— Знаешь, когда-то, очень давно, я тут играл на органе, — сказал Фэтс. — Я знаю одно местечко, куда можно будет попробовать забраться. Но придется проталкиваться.
— Пошли!
Фэтс, как пузатый ледоход, бормоча извинения, врезался в плотно сбитую массу людей. Гэс следовал за ним, протискиваясь между людьми, которые пытались рассмотреть, что же происходит на сцене, и расслышать музыку. Пробираться вперед было очень трудно, но Фэтс упрямо ввинчивался в толпу.
Гэс услышал голос, который мог принадлежать только Бесси, но из-за покашливания, шепота, кряхтения и призывов к тишине насладиться музыкой было невозможно. Они упрямо двигались вперед; время от времени Фэтс останавливался, чтобы перевести дыхание и определить дальнейшее направление движения, для чего ему приходилось подпрыгивать.
— Жуть! — простонал он. — Даже проходы забиты. Если кто-нибудь заорет “пожар”, передавят тысячи людей!